С неба женщина упала

Ильина Лариса Анатольевна

Расул отрицательно качнул головой, а я засмеялась.

Ночью меня снова мучил кошмар: снился окровавленный Толян. Я лежала, стиснув веки, боясь не только что шевелиться, но и даже дышать. По щекам текли горячие слезы, капая на уши, на волосы и на подушку. Вокруг слышалось неясное шуршание, то ли вздохи, то ли дыхание, я чувствовала, как заледенели ноги, а ногти судорожно сжатых рук впились в ладони чуть не до кости. Наконец, не выдержав, всхлипнула вслух, шуршание прекратилось, а я открыла глаза.

Было уже совсем светло, одно окно приоткрыто, из него неслось дружное чириканье какой-то птичьей братии.

— Беспокойно спишь! — услышала я голос Расула и сразу зажмурилась. — А я вот с тобой напрочь забыл, как это делается...

Я все-таки глаза открыла и осторожно высунулась из-под одеяла. Расул сидел в кресле и качал ногой. Побарахтавшись немного в одеяле, я села, чувствуя себя несчастной и обиженной.

— Маус прибежал ночью: кричит, говорит, я ее боюсь! — Расул захохотал, я долго глядела на него исподлобья, но потом тоже начала смеяться.

Смеялись мы довольно долго, и мне полегчало, мозги встали на место, и я смогла определить, что было наяву, а что нет.

—Хорошо некоторым говорить, — пробурчала я, — тебе небось кошмары не снились.

— Конечно, не снились. Я ведь вообще не спал. Какие сутки напролет на тебя любуюсь и никак не пойму зачем!

Он развел руками, а я объяснила:

— Работа у тебя такая. Зато, наверно, платят хорошо. Можно и не поспать. И что вы на сегодня, массовики-затейники, надумали, а?

Следя за его реакцией, я заметила, что он едва заметно напрягся, взгляд в сторону отвел, но отвечать не спешил.

— Слушай, может, я пока в ванную схожу? Дал бы ты мне халатик какой... Это я к тому, что у меня футболка шибко коротенькая, вдруг кому у экрана нехорошо станет, ты меня потом опять в чем-нибудь обвинишь...

— Нет тут никакого экрана, — нахмурился Расул.

— Да ну? Это вы сплоховали. Или ты намекаешь, чтобы я перед тобой прошлась?

— Тихо, — поморщился Расул, не слушая, вдохнул полную грудь и резко выдохнул. — Ты помолчи пока минуты три, ладно?

Я торопливо кивнула, сердце забилось, и пальцы стали холодными. Я поняла, что сейчас услышу что-то важное, и превратилась в слух. Расул маялся, словно собирался прыгнуть в прорубь, долго жевал губами, потом мельком глянул мне в лицо.

— Сегодня здесь будет человек, который велел тебя разыскать, привезти сюда и держать, пока он сам сюда не приедет... А тебе совсем не было интересно, почему Толян твою квартиру навещал? — вдруг спросил он, и я про себя чертыхнулась. Надо было бы сообразить... Но уж больно я вчера взъелась. Как бы выкрутиться? Но в голову ничего не идет. — Если бы спросили меня, я бы сказал, что ты в курсе... Но вернемся к нашим баранам! Дело зашло слишком далеко, столько дернуто людей, что остановить ничего нельзя. И еще. Я понимаю, что ты относишься ко мне... ты мне не веришь, и это, по совести, правильно. И уговаривать тебя сейчас довериться мне смысла нет, так?

Конечно, так, как бы мне ни хотелось поверить Расулу, в самом дальнем уголке моего черепа сидел небольшой червячок, который постоянно спрашивал: а ты в этом уверена? Предела людскому коварству нет, а я у себя одна.

— Только послушай доброго совета: гонор свой попридержи. Это, во-первых. Знаешь ли ты о том, о чем тебя будут спрашивать, или нет, не суйся очертя голову, подумай, прежде чем ответить. И запомни, чем меньше интереса к тебе останется, тем меньше у тебя шансов. Я тебе, может статься, помочь не смогу, я сделаю все, что от меня зависит, но еще раз прошу, подумай, прежде чем что-нибудь сделать. Молчишь, как деревянная... Вот ведь... Пойми ты, дура, о том, о чем я догадался, и другие догадаться могут. Только убеждать уже будут не тебя, а ты... Это ведь через тебя прошло, Алевтина? И зачем ты в это влезла? Да, что уж говорить!

Правда это была или нет, но Расул, похоже, на самом деле разволновался. Махнув на меня рукой, он нахохлился в кресле, подперев подбородок кулаком и нервно стуча пальцами по колену. Сознаюсь, его взволнованная речь меня здорово проняла, к тому же казалось, что Расул говорил весьма искренне. Более всего мне не нравились намеки на мое безрадостное будущее. На языке вертелся вопрос: с кем же именно мне предстоит встретиться? Если бы Расул счел нужным, то сказал бы, он же ограничился туманным «человек, который...». Оттого, что я его знаю? Или потому, что его имя мне ничего не скажет? Кто-то из моих клиентов? Последнее время неприлично богатых людей в галерее отиралось такое множество, что порой казалось, словно они соревнуются между собой в приобретении как можно более дорогого и редкого. Кто это может быть? Ковальский Аристарх Игоревич? Вряд ли. Солонин... Нет. Борзунов Семен Иванович? Кошеленко? Кто же?

— Расул! — позвала вдруг я и сама себе удивилась. Это произошло как-то помимо воли, само собой.

Расул вскинул голову и откликнулся:

– Да?

— Послушай, скажи мне, пожалуйста... Там, в аэропорту... Со мной были... В общем, ты понимаешь. Что с ними?

— В аэропорту? — Он удивился. — Ах, это... И что?

— Где они?

— Не знаю... Может, дома, может, еще где. Правда, не знаю.

— Да?! — обрадовалась я. — Сюда их не привозили?

— А на кой черт они здесь нужны?

— И правда... — прошептала я. — Спасибо!

Он покачал головой, словно хотел сказать, что не о том я сейчас думаю. И был, наверное, прав.

— Вот и они! — сказал вдруг Расул, вскинулся и подошел к открытому окну.

Я услышала шум подъезжающих машин и возбужденные голоса: дом встречал своего хозяина. Расул закрыл окно и повернувшись ко мне, посоветовал:

— Тебе лучше быть готовой. И... это... понарядней, что ли...

Он быстро вышел, даже не потрудившись запереть меня на ключ, бежать отсюда сейчас было бесполезно. Стараясь унять противное дрожание конечностей, я направилась в ванную, прихватив с собой всю свою косметику.

Через сорок минут я была готова встретиться с самими Люцифером. Покинув ванную в полной боевой раскраске, я извлекла из чемодана воздушное белоснежное платье, которое с таким трогательным энтузиазмом мне помогал выбирать Антуан. Взглянув на него, я сразу вспомнила о Виталии. В груди тоскливо екнуло и загорчило. Да, не всем еще сестрам по серьгам я здесь раздала, но уж, видно, не судьба. Я встряхнула платье, оно немного помялось, и я занялась приведением его в порядок. Вскоре я с удовольствием любовалась результатом своих трудов. С обувью было сложнее: подходящие к платью босоножки остались в машине у Юльки, в чемодане же были только лодочки голубого цвета на огромной шпильке. Их я из чемодана не доставала, потому как не могла придумать, с чем надеть. Теперь же выбирать не приходилось, другой обуви не было, если не считать спортивных тапочек на шнурках. Я утешила себя тем, что девяносто девять процентов мужчин разбираются в подобных мелочах ничуть не лучше, чем свиньи в апельсинах. Так что шанс произвести первое хорошее впечатление остался, а там посмотрим.