С неба женщина упала
Шрифт:
Расул озабоченно глянул на часы.
— Мы не можем здесь больше торчать, Алевтина. Контейнер ведь здесь? Я не поверю, что ты рискнула спрятать его где-то в другом месте...
Он многозначительно посмотрел на меня, но я затрясла головой.
— Нет, расскажи до конца. Иначе я не согласна.
Другого случая рассказывать все это у Расула не будет. Да и незачем. Получив то, что ему надо, интерес к удовлетворению моей любознательности у него пропадет, не исключено, что пропадет и интерес к моей особе вообще. Доверять ему у меня никакого резона не было — кроме пустых слов, не было ничего. Он знал многое, почти все, но не делился до сего момента со мной абсолютно никакой информацией.
— Да это конец и есть. Нечего больше рассказывать. Военный шпионаж здесь ни при чем, не умирай. А у нас красть и, правда, нечего, тут ты права. Зато у других, у капиталистов, украсть — это пожалуйста. И им же продать. Тоже бизнес. Очень доходный, причем. Если знать у кого... Сделка заключена, по рукам ударили, а товара нет... Понимаешь? Так что для твоего любимого Крокодила контейнер, что кислород: есть — живой Крокодил, нету — значит, мертвый. А ты сейчас крайняя, воздух через тебя ушел, так что дырку заткнуть надо. Теперь сообразила, о чем я?
— Сообразила, — прошептала я, в задумчивости прикусив палец, — нужно найти контейнер и заткнуть дырку.
Глядя на меня, Расул явно оживился, вероятно, мой задумчивый вид навел его на мысль, что теперь я напугана и горько раскаиваюсь в содеянном.
— И у кого красть? — не удержалась я, хотя уже сообразила, что это, скорее всего, Расулу неизвестно.
— У кого надо.
— Ну и дела, — покачала я головой. — Выходит, вы все
обыкновенные жулики?
— Обыкновенные в тюрьме сидят, — отозвался Расул и вдруг, шагнув ко мне, тряхнул за плечи. — Не дури. Где он?
Как это называется? Момент истины, кажется?
— Так что же тебе нужно, — наши взгляды встретились, и как при этом искры не посыпались, не пойму, — контейнер или я?
Не отпуская моего плеча и не сводя глаз с лица. Расул отвел назад правую руку, и в ней появился пистолет. Вот черт!
— Алевтина, что за характер у тебя, а? Я тебя в последний раз спрашиваю — где он?
— А потом что?
Товарищи, где Бэтмен или хотя бы милиция?
Расул рявкнул:
— Черт! — и оттолкнул меня.
Оттолкнул вроде не сильно, в сердцах, но позабыл о том, что пол в комнате буквально усеян вещами и посудой. Я взмахнула рукой, наступив на мою любимую зеленую салатницу, взмахнула другой, поскользнувшись на старинном серебряном подносе, и, падая, обрадовалась: «Наконец-то поднос нашелся!» Поднос этот я не могла отыскать года два, не меньше, и теперь счастливое созерцание находки смягчило боль от стремительного падения. Пролетев чуть меньше половины комнаты, я почти благополучно затормозила возле балконной двери. Шторы с окон были сорваны и валялись здесь же, на них-то я и наткнулась. Любимый довольно равнодушно созерцал мой эффектный полет и поднимать меня не торопился.
«Алевтина, — сказала я самой себе, — у меня большие подозрения, что для совместного семейного счастья вы не созданы!»
— Так и есть! — ответила я сама себе вслух, карабкаясь вверх, держась за подоконник. — Срывать шторы было страшным свинством. Если бы ты знал, Расул, как трудно их сюда вешать!
Бросив взгляд в окно, я нахмурилась и повернулась к Расулу:
— Ты ведь меня убьешь, правда?
Он резко вскинулся и, убирая пистолет, буркнул:
— Извини, что напугал... Только перестань нести чушь... Ты знаешь, на что я пошел ради тебя. И тебе не надо обманывать меня, мы только зря теряем время. А его очень мало...
— У кого? — уточнила я.— У меня или у Крокодила?
Расул побагровел и гаркнул:
— При чем здесь Крокодил? Ты знаешь, что я отступился. Мне дороги назад нет...
Я подобрала с пола свою сумку и вздохнула:
— Ты забываешь, Расул, кому ты это говоришь...
Он вопросительно взглянул, и на лице его отразилось такое искреннее недоумение, что я едва не рассмеялась.
— Подними ручки, — попросила я, извлекая на свет
божий пистолет и весьма резво передергивая затвор. — Что, не привык в дамских сумочках шарить? И очень прошу тебя, поверь, стрелять из него я умею. Ты же про меня все знаешь, забыл, где я училась?
Расул глядел на меня исподлобья несколько секунд, потом молча поднял руки на затылок, я приободрилась, поняв, что глупости делать он вроде не намерен.
— Давай, — я дернула пистолетом, — присаживайся, не стесняйся. И не тяни время, его, сам говорил, мало.
Расул хотел опустить руки, но я прошипела:
– Не дури...
Он послушался, я всегда подозревала, что Расул хорошо разбирался, когда я шучу, а когда нет. Усевшись в кресло, сверкнул на меня глазами, а я бросила ему папин брючный ремень.
— Ноги стяни... Молодец... Теперь руки... Руки за голову!
Я осторожно подошла сзади. Несмотря на оружие, Расула я опасалась. Связав ему руки, я удовлетворенно сказала:
— Так-то лучше.
Обойдя кресло, я устроилась на некотором расстоянии,
— Обижаешься? Это ты зря. Я ж ни пристрелить тебя не собираюсь, ни горло перерезать... Извини, времени поболтать нет... Это ничего, что я свои ключи от квартиры заберу?
Я подошла сбоку, словно намереваясь вытащить ключи из кармана, и резко ударила Расула по затылку рукояткой пистолета.
***
Выйдя на улицу, я моментально поймала машину и, назвав единственный оставшийся у меня безопасным адрес, затаилась на заднем сиденье, погрузившись в свои невеселые мысли. Немного не доехав до дома Веры Матвевны,я попросила водителя остановиться. Обогнула соседний дом, прошла через двор и решительно направилась в подъезд.
«Ну, никак меня здесь не могут ждать, — убеждала я себя, поднимаясь по лестнице, — никто не знает, если только...» Этого «только» я и боялась больше всего. Но не идти не могла, ноги меня сами несли. Наконец я увидела нужную дверь и решительно позвонила.