Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней
Шрифт:
Я все еще люблю Юнга – этого непокорного, обидчивого, но столь ранимого большого ребенка, которому я дала свободу.
Мы столько пережили с ним вместе, что кому-то хватило бы этого на всю оставшуюся жизнь.
Почему кому-то?
А мне?
Несмотря на то, что Юнг доставил мне столько страданий, я была по-своему счастлива все эти годы. Я обрела потрясающее, необъяснимое чувство томления, когда ожидание прихода любимого превращается в праздник души.
Я полюбила его. Полюбила так страстно и безоглядно, что это невозможно передать никакими словами.
Кто когда-нибудь
Приобщившись к психоаналитическим знаниям, я, конечно, поняла, что вначале моя любовь к Юнгу была тем переносом накопившихся во мне и нерастраченных чувств на лечащего врача, который имеет место в процессе терапии. Но я ничего не знала об этом, когда стала испытывать к Юнгу сексуальное притяжение.
А потом… потом я действительно его полюбила. Полюбила по-настоящему, как только может любить девушка, очарованная единственным мужчиной, являющимся для нее буквально смыслом жизни.
Но Юнг принес мне и неимоверные страдания. Вначале я мучилась оттого, что он не обращает на меня внимания как на женщину, готовую пожертвовать всем ради него. Затем, когда он сам увлекся мною настолько, что едва сдерживал свои безумные желания, а я была просто сама не своя от счастья, что он полюбил меня, на меня обрушились терзания и переживания, связанные с мыслями о том, что же будет дальше.
Словом, Юнг – моя первая настоящая любовь и бесконечная мука, счастье от ощущения себя любящей и любимой и горе от понимания того, что у любимого есть семья и он не собирается оставаться с тобой на всю жизнь.
Благодаря ему я решила получить медицинское образование, чтобы оказывать людям посильную помощь. Не без его помощи я выбрала тему докторской диссертации, написала и защитила ее. Он способствовал пробуждению у меня исследовательского интереса и под воздействием ряда его идей я написала статью о деструкции как причине становления.
Так что я многим обязана Юнгу. Не только обязана, но и признательна ему за все то, что произошло в моей жизни после того, как я попала в клинику Бургхольцли.
С Фрейдом я познакомилась позднее, чем с Юнгом. Личное знакомство с ним состоялась на 7 лет позже, чем с моим лечащим врачом. Однако задолго до встречи с Фрейдом я познакомилась с его работами и содержащимися в них идеями.
При общении со мной Юнг неоднократно говорил о своем восхищении основателем психоанализа. Он был покорен его глубоким умом и способностью быстро схватывать суть вещей. Это восхищение Фрейдом в какой-то степени передалось и мне. Но только знакомство с психоаналитическими идеями, открывшими передо мной удивительный мир бессознательного, вызвало у меня глубочайшее чувство уважения к профессору Фрейду.
Последующее личное знакомство с Фрейдом оказалось для меня поистине потрясающим, поскольку, наряду с его блестящим умом, я обнаружила в нем человеческие качества, которые импонировали мне. Далеко не каждый человек способен не только признавать свои ошибки, но и приносить извинения за них.
Фрейд не знал меня совсем, когда я впервые обратилась
Юнг тоже просил у меня прощения. Но это было совсем другое. Находясь во власти раздирающей нас обоих страсти, он, стоя на коленях, просил простить его за те страдания, которые причинял мне. Его мольба о прощении была обусловлена его неосознанными порывами, когда человек, находясь в исступлении, даже не понимает, что делает, а позднее, возможно, испытывает чувство досады и раздражения на самого себя.
Извинения Фрейда передо мной не были связаны ни с какими эмоциональными порывами. Это было его сознательное решение, основанное на уважении к другому человеку. Такое, что называется, дорогого стоит, тем более что основатель психоанализа мог этого и не делать перед неизвестным ему человеком, каким в ту пору была для него я.
У меня была возможность стать членом Швейцарского психоаналитического общества. Это не составляло никакого труда, поскольку я находилась в Цюрихе, Юнг был моим научным руководителем и я знала швейцарских психоаналитиков.
Вместе с тем опаленность жаром любви к Юнгу и причиняемые друг другу страдания не раз вызывали у меня желание покинуть Цюрих. Будучи студенткой, я хотела уехать в Гейдельберг, чтобы продолжить там медицинское образование. Я даже заручилась поддержкой руководителя клиники Бургхольцли Блейлера, который в конце 1909 года дал мне рекомендательное письмо для поступления в университет Гейдельберга.
В этой рекомендации я была охарактеризована Блейлером как прилежная, в высшей степени умная, чрезвычайно интересующаяся наукой и имеющая хорошую репутацию женщина. Правда, Блейлер счел меня немного нервозной, о чем упомянул в своей рекомендации. Конечно, он мог бы этого и не делать. Хотя не исключено, что к подобной характеристике приложил руку Юнг.
И все же я не поехала в Гейдельберг и завершила учебу в Цюрихском университете. Это было связано с тем, что, несмотря на разъедающие меня сомнения, в действительности мне не хотелось покидать Юнга, он не говорил ни да, ни нет по поводу моего возможного переезда, предоставляя мне решить этот вопрос самой, и мне казалось, что я смогу справиться со своими чувствами и тем самым сохранить исключительно дружеские отношения с ним.
К моменту защиты докторской диссертации, после того как наши взаимные чувства были омрачены инцидентом с гнусной сплетней, когда Юнг проявил себя далеко не с лучшей стороны, во мне произошли определенные изменения.
Моя любовь к нему не угасла. Однако его неистовые признания в любви ко мне и в то же время заявление, что он никогда не женится на мне, подтолкнули меня к принятию решения.
Желая ему только добра, я отказалась от своей мечты родить от Юнга сына, Зигфрида. Но я подарила ему символического ребенка – свою статью о разрушении и становлении. Своими руками я разрушила свою собственную мечту, но, дав Юнгу свободу, сама обрела новую возможность становления как психоаналитика.