Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней
Шрифт:
Подобного рода ошибочные действия, в данном случае описка – это как раз тот материал, с которым часто приходится иметь дело психоаналитику в своей терапевтической практике, свидетельствующий о вытесненных бессознательных желаниях человека. Психоаналитик стремится выявить смысл ошибочного действия исходя из того, что в психике нет ничего случайного. Он понимает, что за ошибочным действием чаще всего скрываются истинные, но глубоко запрятанные намерения. Некий аналог расхожему утверждению «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
Заметив описку Юнга, Фрейд воспроизвел ее в
Через два дня, 18 декабря 1912 года, Юнг написал Фрейду письмо, в котором сквозило явное раздражение.
Он указал мэтру психоанализа на то, что его техника обращения со своими учениками и пациентами ошибочна. С ее помощью Фрейд собирает вокруг себя рабски преданных ему сыновей или наглых щенков вроде Адлера, Штекеля и остальной банды обосновавшихся в Вене нахалов.
Сам он достаточно объективен, чтобы понять, что скрывается за подобной техникой. Фрейд находит повсюду симптоматические действия, низводит всех до своих сыновей и дочерей, которые признаются ему в своих ошибках, а сам возвышается над ними как отец.
«В своем верноподничестве никому не приходит в голову дернуть пророка за бороду и спросить, что вы скажете пациенту, имеющему склонность анализировать аналитика вместо самого себя. Вы, несомненно, спросите его: „Кто из нас страдает неврозом?“
Видите ли, мой дорогой профессор, до тех пор пока вы будете действовать таким образом, мне совершенно безразличны мои симптоматические действия; они ничего не значат по сравнению с ужасающим бревном в глазу моего брата Фрейда. Кстати, я не являюсь невротиком – не во грех будь сказано! ‹…› Когда вы сами освободитесь полностью от своих комплексов и перестанете играть роль отца своих сыновей, а вместо того, чтобы постоянно тыкать их носом в их слабости, займетесь самим собой, тогда я обращусь к себе и одним махом выкорчую свой разлад с собой в отношениях с вами. Любите ли вы невротиков настолько, чтобы всегда оставаться в ладу с самим собой? Скорее всего, вы ненавидите невротиков. В таком случае, как вы можете ожидать, что ваши попытки лечить своих пациентов бережно и нежно не будут сопровождаться смешанными чувствами?»
На протяжении двух последующих недель Фрейд хранил молчание. Помимо оскорбительного для него тона, он не мог не заметить, что Юнг или вновь бессознательно совершил ошибочное действие, назвав его братом (бревно в глазу «моего брата» Фрейда), или, напротив, совершенно сознательно сделал это, чтобы подчеркнуть, что он уже наравне с мэтром психоанализа.
Не дождавшись ответа, Юнг послал Фрейду два письма, в которых содержалась чисто деловая информация. И лишь в одном из них он написал, что поскольку он не получил ответа на свое «секретное письмо», то в нем нет упоминаний об исключительно важной теме.
Судя по всему, Фрейд был шокирован «секретным письмом» Юнга. Поначалу он попытался сказать ему, что его реакция выходит за какие-либо разумные пределы. Что касается обвинений по поводу того, что он поддерживает инфантильную зависимость своих учеников и несет ответственность за их инфантильное поведение, то он предпочел
Фрейд написал письмо, в котором изложил эти соображения, но так и не отправил его Юнгу. Затем, видимо, после глубоких раздумий по поводу сложившейся ситуации, 3 января 1913 года, мэтр психоанализа написал и отправил другое письмо, в котором после кратких деловых заметок о психоаналитическом журнале предложил Юнгу прекратить какие-либо личные отношения.
В этом письме, подводящем итог их дружбе, Фрейд воспроизвел некоторые мысли, содержавшиеся в ранее написанном, но не отправленном Юнгу ответе. Оговорив, что он хочет подробно остановиться только на одном пункте юнговских обвинений, Фрейд указал на бездоказательность и ошибочность предположений Юнга, будто он обращается со своими учениками как с пациентами. В Вене его упрекают в совершенно противоположном.
Возложение на него ответственности за дурные привычки Штекеля и Адлера также несостоятельно. Хотя Штекель прошел у него курс лечения, он не слышал от него как от психоаналитика ни слова. Адлер никогда не был его пациентом. Если он говорил о них в аналитическом духе, то только с другими людьми. Следовательно, как и в случае с «кройцлингенским жестом», Юнг прибег к измышлениям, не потрудившись их обосновать.
По поводу «секретного письма» в целом Фрейд лишь заметил, что оно создало трудно разрешимую ситуацию даже в устном общении и практически неразрешимую в переписке.
«Среди нас, аналитиков, существует договоренность по поводу того, что никто из нас не стесняется своих собственных частичек неврозов. Но тот, кто ведет себя неестественно и беспрерывно кричит, что он нормален, вызывает подозрение в том, что не отдает себе отчета в своей болезни. Соответственно, я предлагаю вообще прекратить наши личные отношения. Я ничего не теряю при этом, поскольку моя эмоциональная связь с вами держится на тонкой нити продолжающегося воздействия ранее пережитых разочарований, а вы от этого только выиграете, так как недавно в Мюнхене вы заявили, что близкие отношения с кем бы то ни было ограничивают вашу научную свободу. Поэтому я говорю вам: будьте полностью свободны и избавьте меня от ваших так называемых „знаков дружбы“».
Наступил 1913 год. Поскольку Юнг не получил никакого ответа от Фрейда на свое «секретное письмо», то в тот же день, когда мэтр психоанализа написал письмо с предложением о прекращении личных отношений, он послал ему новогодние поздравления.
Он написал, что, хотя его «первое тайное письмо» Фрейд воспринял слишком близко к сердцу или же в искаженном свете, тем не менее, он не может не принести ему дружеские поздравления с Новым годом. Он также выразил надежду на то, что в наступившем году психоаналитическое движение будет развиваться дальше благодаря конфликтам и противоречивым тенденциям, без которых нет жизни.