Сабля Волынского
Шрифт:
Сей труд также содержит экспланацию тесного родства Волынских с великими князьями Московскими и причину, по коей нынешние Волынские, состоя в сем родстве, не обладают, однако же, княжеским титлом.
По возвращении из Немирова, я поручил перевод сей записки на русский язык адъюнкту Петербургской академии наук господину Адодурову. Сегодня я имею честь презентовать его для вашего снисходительного внимания и амикабельного дискутирования.
Открывая эту литературно-музыкальную композицию, Анна Волынская сделала несколько рассыпчатых пассажей на клавикордах, и ее отец объявил выразительным, густым баритоном:
– Трансмиграцио принципис
У большинства слушателей, не знакомых с латынью ни в малейшей степени, рты приоткрылись от такого замысловатого вступления, однако Волынский также не знал латинского языка, равно как и никакого другого языка, кроме русского, и лишь для пущего эффекта украшал свою речь иностранными блестками. Он прочитал по латыни название сочинения, выведенное для него печатными русскими буквами немецким учителем детей, а затем, к облегчению публики, перешел на русский:
– «Переведение или укрепление князя Волынского Димитрия Иоанновича князя Острожского в княжество Московское».
Еще несколько волнующих аккордов, и повесть началась.
При том приблизительном образовании, какое прапорщик Родионов и его братья получили в домашней школе от русских дядек и иностранных учителей сомнительной квалификации, он имел довольно смутное представление о событиях 1380 года и Куликовской битве – не большее и не меньшее, чем современный, вскормленный интернетом юноша. И, хотя некоторые обороты той повести, которую читал Волынский, показались ему мало понятными, в целом эта книга про войнушку ему понравилась.
Как все повести, начиналась она не очень интересно. Речь шла о происхождении князей Волынских, о каком-то невероятно славном и мудром князе Острожском Иване и его сыне Димитрии. Из этой части у Родионова отложилось лишь то, что Волынские получили свою фамилию, поскольку их предки владели какой-то страной под названием Волыния или Волынь, и были, следовательно, не совсем русскими, а кем-то вроде литовских панов.
Затем действие перенеслось в Московию и стало более динамичным. Оказывается, в то время существовало две Татарии: одна великая, а другая та самая, которая всем известна под названием Золотой Орды. И вот, обе эти Татарии объединились под властью безбожного с нашей точки зрения хана Мамая, имя которого было Родионову знакомо по выражению «Мамаево побоище», и собрали самую огромную армию, какая только была в тогдашнем мире: триста тысяч человек. Эта орда вторглась на Русь, стала разорять все кругом, жечь селения, брать людей в полон и делать все то, что и положено орде.
Великого князя Московского звали так же, как и Волынского – Дмитрий Иоаннович – и из-за этого Родионов их поначалу путал, но затем догадался, что должность одного «великий князь», а другого – просто «князь». Итак, великий князь Дмитрий Иванович со своим родным братом Андреем, с Божьей помощью, решил сразиться с Мамаем и собрал для этого рать со всех русских княжеств и земель, однако, и несмотря на поголовную мобилизацию, русская армия составляла всего сто тысяч воинов, то есть, втрое меньше татарской.
«Мы еще считаем, что наши войны с турками и шведами – самые ужасные в гистории, – размышлял при этом Родионов. – А тогдашние войны, выходит, были много ужаснее, и армии собирались несравненно огромнейшие. Еще славу Богу, что те дикие времена миновались, а нынешние времена легче».
Итак, понимая, что Москве одной нипочем не управиться с обеими ордами, Дмитрий Московский послал за
Это непонятное выражение «ауксилиарное войско» повторялось на протяжении повести то и дело, и Родионов, не утерпевши, обратился шепотом к сидевшему рядом преображенскому обер-офицеру:
– Какого, пардон, войска?
На что гвардеец без раздумий, уверенным баском отвечал из-под ладони:
– Окислярное – латных мушкетер.
Пожалуй, что офицер угадал близко к правде, потому что далее ауксилиарное войско описывалось довольно подробно: тридцать два полка из поляков, германцев, богемцев, венгров, валахов, сербов и иных наемников, под командой вождей, полковников и генералов, все отлично обученные, вооруженные до зубов и закованные в латы. Родионов вспомнил того железного истукана, которого чуть не повалил в оружейной комнате министра, и представил себе наглядно этих «гусар».
«Если, положим, численность полка около тысячи, то тридцать два полка выходит – тридцать две тысячи рыцарей, – прикидывал Родионов. – Это со ста тысячами московских стрельцов все же вдвое меньше, чем татар».
И вот, все это ауксилиарное войско переходит русскую границу и марширует к берегам Дона, до впадения Непрядвы, где его поджидает московский князь.
Дмитрий Московский высылает навстречу союзникам своего младшего брата Андрея, и тот, при виде отлично обученного гусарского корпуса, приходит в совершенный восторг. Он отсылает со своими министрами депешу великому князю о том, что теперь они могут действовать наступательно и смело атаковать татарские народы, а сам остается при князе Волынском.
Сражение началось на рассвете. Гусарский «курпус» Волынского скрывался в лесном массиве на левом фланге и наблюдал, как татарские всадники лавиной обрушиваются на русское войско, теснят его и даже врываются в лагерь. Именно в этот критический момент Волынский производит сикурс и набрасывается на противника из засады. Ауксилиарному войску удается спасти положение, русские полки восстанавливают порядок и продолжают бой, однако атака Засадного полка в этой повести еще не приводит к победе. Сражение продолжается до самой темноты, и в сече погибает младший брат великого князя Московского Андрей, которому разрубают голову пополам и прокалывают грудь рогатиной.
– «Ядовитые головы хотя и утеснению подлежат, однако ж чуб подносят, жалом колят и свой яд испущают», – произнес Волынский значительно и оглядел публику на этом, особенно выразительном месте.
Грянул бурный аккорд, и сражение продолжилось. Куликовская битва в латынской повести длилась гораздо дольше, чем в других произведениях «куликовского цикла» – целых два дня. Наутро обнаружилось, что Дмитрий Московский ранен стрелой, а его брат убит, и командование фактически перешло в руки Дмитрия Волынского. Он же во главе своего международного гусарского корпуса нанес Мамаю такой сокрушительный удар, что тому оставалось лишь ретироваться с эскадроном уцелевшей охраны. Двести тысяч татарских воинов из трехсот тысяч были положены на месте.