Саблями крещенные
Шрифт:
Арвид опустил голову и молчал.
— У меня времени еще меньше, чем у вас, — твердо напомнил ему лейтенант Гарден.
— За ним стоит кардинал иезуитов принц Ян-Казимир Ваза, которого иезуиты готовят для восхождения на польский трон. Вся польская «паутина» находится теперь в руках кардинала Яна. Можете обложить меня факелами и сжечь, все равно больше я ничего не скажу. Поскольку ничего не знаю.
— Я верю вам. Только что вы сказали именно ту правду, которой я добивался и которая, в общем-то, известна мне. Встаньте с колен, еще настоитесь. — Гарден подошел к пленнику и несколькими ударами ножа освободил его руки. — Рыцарь Кобург!
— Я здесь, господин лейтенант.
— Предоставьте этому человеку все, что мной обещано, — коня, трофейное оружие и свободу. Он заслужил этого. Вернее заслужит, если поклянется, что никогда больше не появится в ваших краях.
— Не появлюсь, — взволнованно прохрипел Арвид. — Будь я проклят.
— Жаль, что пути наши расходятся, Арвид-солдат. Я бы взял вас к себе на службу. Плата у меня небогатая, но ведь вы сможете получать ее не только от меня, но и от иезуитов.
— От вас и от иезуитов! — помял занемевшие пальцы Арвид. — Как это?
— Человек вы смышленый, подумайте.
— Ты слышал, что сказал лейтенант?! — неожиданно гаркнул пленник на Отто Кобурга. — Коня и оружие!
8
Прошло десять дней. Графиня де Ляфер собиралась уезжать в Париж. Уже отданы были последние распоряжения шевалье де Куньяру, уже она навестила купленное для Гяура имение Рандье, в котором молодой князь так до сих пор и не удосужился побывать… Казалось бы, ничего не мешает ей покинуть замок и тронуться в путь. Однако Диана все же отложила свой отъезд еще на один день.
— Вы кого-то ждете, графиня, испепели меня молния святого Стефания, — высказал догадку де Куньяр, отправлявшийся в Париж вместе с графиней.
— Она испепелит вас, если будете досаждать мне своей прозорливостью, — незло пригрозила графиня. Ее всегда немного поташнивало от многословной громогласности не в меру располневшего шевалье, и теперь она уже жалела, что, поддавшись на уговоры, согласилась взять его с собой в столицу. «Возможно, я увижу Париж в последний раз, — самый убийственный аргумент шевалье, перед которым она не решилась устоять. — Разрази меня молния святого Стефания, если этот замок знал более верного хранителя за все годы своего существования».
Это правда. И возразить Куньяру было нечего.
На следующее утро, когда графиня еще только завершала свой туалет, де Куньяр буквально ворвался в ее туалетную комнатку.
— Ваша светлость, у ворот скулит этот пес, граф де Моле. Я пока приказал не опускать мост и вообще не вступать с ним в разговоры…
— Напрасно. В разговор с ним мы как раз вступим, — щедро окропила себя Диана ароматной итальянской водой.
— И вы прикажете впустить его в замок? Да испепели меня молния святого Стефана.
— Поберегите свои молнии и пропустите графа де Моле в зал для приемов. Не будем терять времени на призывы к совести тех, кого призывать к ней уже совершенно бессмысленно.
В приемной Диана заставила графа де Моле прождать ее около часа. Он стоял посреди зала, довольно скромно одетый, с лицом человека, который много дней провел в пути и который не надеется, что хотя бы сейчас ему удастся обрести более или менее надежный приют. Стоял, с минуты на минуту ожидая появления графини, утомленный и униженный, и не имел права сесть, ибо ни шевалье де Куньяр, время от времени грозно восстававший в той двери, через которую граф вошел, ни татарин Кагир, мрачно преграждавший путь в покои повелительницы, не предлагали ему сесть.
Слишком запоздалое «О, так вы, любезный, уже здесь?…», молвленное графиней де Ляфер, когда она наконец предстала перед гостем в своем снежно-белом лебяжьем платье, должно было прозвучать для де Моле королевским извинением.
— Вы просили меня прибыть, графиня.
— Разве? Мы договаривались о встрече с вами? Знаете ли, в последнее время Шварценгрюнден почему-то стал местом паломничества аристократов из Парижа, Фонтенбло и Шалон-сюр-Марна. Впрочем, что это мы с вами заболтались, граф? — Диана уселась в высокое кресло за огромный, сработанный из красного дерева письменный стол, осмотрела лежавшие на нем бумаги и пергаменты, но, в забывчивости своей, сесть гостю так и не предложила.
Артур терпеливо, отчаянно переминался с ноги на ногу, не смея ни просить об этом снисхождении, ни роптать.
— Так что привело вас сюда, граф де Моле? Мой… граф.
— Видите ли…
— Кстати, вы заметили, что я все еще обращаюсь к вам согласно избранному вами титулу, на который вы не имеете никакого права?
— Заметил, ваша светлость, — глухо подтвердил Артур де Моле. Графине показалось, что с того дня, когда они виделись в последний раз, волосы Артура еще больше посеребрились. Выложенные высоким гребнем, они напоминали примятый стальной шлем.
— Вы вообще никто. Вас может схватить любой стражник, а любой судья — посадить в тюрьму и выяснять ваше происхождение до тех пор, пока не пополните списки «аристократов», покоящихся на тюремном кладбище.
— Зачем вы все это говорите мне, графиня? — сдавленным голосом, с трудом подавляя в себе чувство оскорбленности, спросил де Моле. — Я ведь уже не враг ваш, вы это прекрасно знаете.
— С врагами проще, граф. Петель, мечей и подземелий в замке Шварценгрюнден всегда хватало. Куда сложнее с людьми, неожиданно объявляющими себя друзьями и требующими пощады.
— В таком случае, чего вы требуете от меня?
— Честности.
— Какой именно?
— «Какой именно честности?!» — воинственно улыбнулась графиня. — Ответ вполне достойный барона фон Краузера.
Граф несколько секунд напряженно всматривался в лицо графини. Он даже приблизился на несколько шагов к столу, поскольку Диана до сих пор держала его у самой двери — в?…
се ожидая, что вот-вот последуют какие-то разъяснения. Или же владелица замка признает, что оговорилась.
— Простите, ваша светлость… вы только что назвали имя какого-то барона.