Сад радостей земных
Шрифт:
— У меня тоже будет такая машина, только настоящая.
Девочки все время улыбались, сами не зная чему. Здесь не пахло ничем плохим. Только слабо тянуло металлом да изредка бензином от случайной лужицы. Но никаких запахов гнили, помойки, сточной канавы. Кое-где летали стрекозы, но ни одной мухи. И в каждой машине оказывалось что-то незнакомое, на что стоило поглядеть. Тут были машины с откидным верхом — брезентовый верх весь в клочьях, наполовину содран, будто его кромсали ножами. Были старые грузовики, эти казались несчастней всех, словно крепкие, упрямые люди, которые вконец выбились из сил. Были машины красные, желтые, черные — краска облупилась, рыжела ржавчина либо поверху наложен был новый
— А вон тот… гляди, вроде он целый, хороший, — грустно сказала Клара.
Матовый темно-синий автомобиль показался ей совсем новым. Она попыталась представить себе отца — он сидит за рулем, локоть свободной руки небрежно выставил из окна. Девочки заглянули под капот и увидели одну сорную траву, мотора не было.
— У моего отца была такая машина раньше, во Флориде, — сказала Клара.
Они вскарабкались на капот старого грузовика, потом на крышу кабины. Металл был горячий, и пахло горячим. Наверху лежала старая резиновая покрышка. Клара уселась на нее, обхватила руками колени.
— Чего ты так чудила с тем стервецом? — спросила Роза. От веснушек лицо ее казалось рыжим и хитрым. — Очень ты была чудная.
— Ничего не чудная.
— Нет чудная.
— Черта с два.
— Первый раз слышу, чтоб ты так разговаривала… прямо как Нэнси.
— Сроду я не говорю как Нэнси!
— Я уж напугалась, думала, вы с ним меня бросите, — насмехалась Роза. — Думала, ты с ним сбежишь.
Клара презрительно засмеялась, но ей стало не по себе. Она знала, о чем говорит Роза, и сама была этим озадачена не меньше подруги.
Посидели так еще и спрыгнули. Роза потеряла равновесие и, поднимаясь, оперлась рукой о землю. И скорчила гримасу, точно от боли.
— Ты чего? — спросила Клара.
Но Роза сейчас же выпрямилась, и гримасы как не бывало. Из ворота платья выскочила и сверкнула под солнцем медалька, которую ей подарил отец.
Девочки пробрались между остовами машин и вышли на дорогу.
— Клара, боишься?
— Нет.
По главной улице они вошли в город и зашагали напрямик. У обеих слегка дрожали коленки. Обе так впивались глазами в лицо встречных, будто искали кого-то знакомого. Изредка кто-нибудь отвечал им взглядом в упор. Паренек лет шестнадцати, прислонись к машине, широко ухмыльнулся им навстречу и проводил их глазами.
— Воображает о себе, — буркнула Роза.
Они подолгу задерживались у витрин магазинов, ладонями и носами прижимались к витринам. И когда шли дальше, на стекле оставались пятна. Они глазели на склянки, коробки, на портреты красивых мужчин и женщин, что улыбались им из окон аптеки, и на дохлых мух, валявшихся внизу, и на непонятную штуковину из зеленого стекла с водой внутри, подвешенную на золотой цепи. Запахло съестным, и у обеих потекли слюнки. Они медленно двинулись дальше, завороженные изобилием всякой всячины, выставленной в
— Давай пошли туда, — сказала Роза. И потянула Клару к двери, но та уперлась. — Ты чего? Трусишь?
— Я туда не хочу.
— Чего? Почему это?
Роза посмотрела с презрением и шагнула к двери. Толкнула ее и вошла с таким видом, будто весь век только тем и занималась, что ходила по магазинам. Секунда — и Клара бросилась за ней.
— Я в таких сто раз бывала, — сказала Роза.
По магазину бродили редкие покупательницы, мужчин здесь не было. Клара и Роза пошли за молодой женщиной с ребенком на руках, стараясь все делать как она. Она приостановилась, повертела в руке ножницы. Когда она отошла, Клара придвинулась к прилавку и тоже поглядела на ножницы. Вот бы купить! Нэнси будет довольна, если принести ей такой подарок.
Она снова нащупала в кармане десятицентовую монетку. У нее уже пальцы пропахли этой монеткой. Роза вытащила материн черный кошелек, пересчитала в нем мелочь.
— Куплю чего-нибудь, — сказала она.
Клара несмело огляделась. Продавщица, опершись о прилавок, разговаривает с другой. Обе в ситцевых платьях, обе с виду совсем молодые, Клара смотрела на них во все глаза и старалась разобрать, о чем они говорят. Вот бы очутиться на их месте!
— Когда-нибудь я буду служить в таком магазине, — сказала она Розе.
— Ага, желаю удачи.
Роза разглядывала трубочки с губной помадой. Перебирала их осторожно и почтительно. Продавщица, женщина лет двадцати пяти, равнодушно следила за девочками. Она была великолепна: ярко-алые губы, изогнутые дуги бровей. Клара не сводила с нее глаз, пока у той на лице не появилось выражение, говорившее яснее слов: мол, хватит пялиться!
— Они все миленькие, — сказала Роза громко, чтобы слышала продавщица.
Клара стояла позади нее, в трех шагах от прилавка. Она была точно околдованная: вокруг все так сверкало! Трубочки с губной помадой — золотые. И еще продаются маленькие пластмассовые расчески всех цветов, всего по десять центов. Ей вдруг очень захотелось такую расческу, но она ведь хотела из своих десяти центов купить еще и подарок Рузвельту.
— Вот бы мне такую, — шепнула она на ухо Розе.
— Возьми и купи.
— Не могу…
— Мне вот эту, — сказала Роза и подала продавщице помаду и монету в пятьдесят центов.
Клара внимательно следила за этой церемонией: когда она станет продавщицей, она уж будет знать, что и как делать. Справится ничуть не хуже, эта вовсе не такая уж быстрая.
— Спасибо, заходите еще, — равнодушно сказала продавщица.
Роза перешла к другому прилавку, Клара за ней. Роза вынула помаду из сумочки, провела по губам, пошевелила ими, размазывая помаду.
— Хочешь? — предложила она.
Кларе понравилось, как пахнет помада. Совсем незнакомый запах, необычайный, великолепный.
— Лучше не буду, папка разозлится, — грустно сказала она.
— Э, а чего ж ты не купила расческу?
— У меня только десять центов.
— А что ж ты купишь?
— Мне надо игрушку для Рузвельта…
— Фу, черт, да возьми чего-нибудь себе.
Они подошли к прилавку с игрушками. Тут торговала толстуха со светлыми волосами, веселая и краснощекая.
— Чем могу вам служить, барышни? — сказала она.