Сага о диком норде
Шрифт:
Остался тот, с длинным топором. Стоило только шагнуть в его сторону, как сверху прилетела стрела и вонзилась ему в глаз. Я оглянулся. Энок и Стейн запрыгнули на крыши и теперь выцеливали драугров. А я опять остался без благодати.
С лучниками поверху ульверы быстро добили оставшихся мертвецов. И первым делом Альрик схватил меня за грудки.
— Что за хрень ты творишь? Где твой дар? Бой же, бой! Ледмар ранен! Аднтрудюр и Эгиль пропали! А ты с драуграми в догонялки играешь!
От злости у хёвдинга аж глаза побелели. Он тряс меня и орал, брызгая слюной в
Видать, после смерти Рыбака у него что-то сломалось. А, может, он злился, что так и не сразился, проторчал весь бой за спинами своих хирдманов? Я бы тоже взбесился от такого.
— Надо идти! — вмешался Вепрь. — Найти другие хирды. Не стоило нам разделяться.
Ослепитель с крыши крикнул:
— Да тут повсюду драугры! Вон, на соседней улочке сражаются!
— Убрать завал! — распорядился Альрик. — Кто легко ранен, идет с нами. Кто совсем плох, пусть спрячутся в доме покрепче. Может, и продержатся как-нибудь.
Из двух десятков горожан с нами пошло всего трое. Четыре человека погибли от стрел, нескольких изрубили наскочившие драугры, остальные были серьезно изранены. Ульверы обошлись малой кровью лишь потому, что ушли к завалу, подальше от домов, где засели мертвецы. Успели сообразить и развернуться к ним лицом.
Завал разобрали быстро. Сам хёвдинг расшвыривал телеги, лавки и сундуки в стороны. И мы двинулись к ближайшему перекрестку, лучники же следовали за нами по крышам, хотя им порой приходилось соскакивать на землю.
Справа на перекресток выбежали взмыленные и злые до зубовного скрежета хирдманы Оттара Мышонка. Собственно, я только по Мышонку их и узнал.
— Ульверы! — рявкнул Мышонок. — Наконец знакомые рожи!
Среди растрепанных и местами порезанных хирдманов Оттара я углядел и наших ребят. Эгиль и Аднтрудюр выглядели вполне целыми. Шурин мрачно поглядывал по сторонам, ожидая какого-то подвоха. Но драугры пока больше не лезли.
Альрик подошел к Оттару.
— Рад, что вы целы, — поприветствовал воина Беззащитный. — Куда дальше? Обратно, в становище, или двинем к другим хирдам?
— По уму бы назад, — пробасил Мышонок. — Собраться всем херлидом и обыскать город, заглянуть в каждый дом, запырять каждую дохлую тварь, бездна ей в глотку. Да только где ж тот херлид?
— Вон там, — сказал Тулле, махнув рукой куда-то в центр города.
— Откуда знаешь?
— Нити…
Оттар, конечно, не понял его слов, но Тулле замолк.
— Он наполовину Мамиров жрец, — пояснил Альрик.
— А на вторую половину кто? Орсова женщина, что ли? — загоготал Мышонок. — Да кто бы ни был! Если веришь ему, так идем!
И мы пошли. К Эноку и Стейну на крыши запрыгнули и Оттаровы лучники, а вот драугры-стрелки что-то больше не показывались. Да и откуда им взяться? Деревянные луки если и были при них в момент смерти, давно рассыпались или сгнили. Скорее всего, стреляли из того, что нашли в брошенных нордских домах. Видать, их таинственный предводитель раскидал несколько десятков лучников по всему городу. Вон как горожан, которые следовали за нами, потрепали! Да и с Оттаром не так уж много их дошло.
Шли быстро, но не бежали. Вепрь то и дело останавливался возле домов и что-то там делал. Я пригляделся и понял, что он подпирал двери поленом, или вилами, или хоть палкой из плетня. Драугров это не остановит, зато мы услышим шум прежде, чем они наскочат на нас.
Три дома, поворот, еще поворот. И чем дальше мы шли, тем непригляднее становились улицы. Здесь то и дело попадались трупы. Мужчины встречали драугров лицом к лицу, иногда с одним ножом, иногда с поленом или кочергой, и раны на их телах были спереди, на груди, лице, животе. А женщин и детей убивали со спины. Они бежали, но далеко не ушли. Кое-где валялись и дохлые драугры. Несколько хирдманов Оттара занимались тем, что протыкали копьями им головы. На всякий случай. А вдруг кто додумается затаиться?
Кровь, мертвые и живые еще животные. Из одного двора к нам метнулась псина с перегрызенным кончиком веревки. Чудом Рысь удержался и не убил ее. Из сарая неподалеку доносился мучительный стон коровы, уже несколько дней ее не доили, не кормили и не выпускали. И зачем было закрывать скотину в сарае? Может, охромела или заболела.
И рассказы беглецов, которых мы вдоволь наслушались прежде, ожили. Я будто своими глазами видел перепуганных горожан: нордов ли, бриттов ли — неважно. Видел, как они поднимали свечи и масляные лампы, силясь разглядеть беду, как хватали первое, что попадется под руку, звали детей и бежали, порой чтобы натолкнуться на очередного мертвеца и умереть от его меча.
А вот сгоревший дотла двор, к счастью, отделенный от других домов ручьем и небольшим огородиком. Пламя чудом не дотянулось до соседей.
Оттар скрипел зубами, ругался вполголоса, кто-то из его хирдманов и вовсе рыдал. Или то не хирдман был, а уцелевший горожанин?
Еще поворот.
Тяжкое зрелище разоренного города выматывало похуже битвы. И нападение драугров мы едва не проморгали. На этот раз они не стали делать завалы, а атаковали с двух сторон.
Оттаров хирд выстроил стену щитов впереди, мы замкнули проход сзади. Щит я себе подобрал по дороге, похуже, чем предыдущий: из невесомой липы, без железной окантовки, с неудобной ручкой под лапищу вдвое больше моей.
Зато стену щитов мы сделали двурядную, для всех ульверов ширины улицы не хватило. И еще прежде первого удара, первого крика или первой крови на меня нахлынуло. С каждым разом проваливаться в стаю становилось легче и приятнее. Будто в отчий дом возвращаешься! И я уже не прислушивался к биению сердец и не приглядывался к огням, как не рассматриваешь в своем доме старый кувшин на полке за очагом, просто знаешь, что он там есть.
И снова чудилось, что пробуждался не только дар. Просыпался и я сам, стряхивал грязь с очей и видел ярче, лучше, острее, слышал больше, ощущал сильнее. И битва… Я наслаждался ей, как и каждый ульвер, каждый мой волк! Альрик тоже был моим волком, пусть лучшим, сильнейшим, но все же через дар я воспринимал его не хёвдингом, а лишь хирдманом в моем хирде.