Сага о диком норде
Шрифт:
Остановились мы, лишь добравшись до хирда некоего Оттара Мышонка. Сам хёвдинг хельт, как и наш, зато хирдманы сплошь хускарлы, а у нас еще четверо в карлах бегают. И людей у него было побольше, полусотня, наверное. Мышонок выглядел кровным родственником нашего Видарссона: такой же огромный и такой же волосатый. Он радушно поприветствовал Альрика, представил некоторых своих воинов и даже рассказал, почему Харальд сподобился на битву.
— Говорят, драугры вышли из города, бездна им в глотку! — громогласно объяснил он. — Встали на каком-то поле и стоят. Коли еще ждать, так, бездна им в глотку, сюда пойдут. А тут бабы, дети, рабы опять же. Харальд
Оттар расхохотался на весь херлид[4]. Отсмеявшись, вполголоса добавил:
— А еще прошел слух, что стоят мертвяки не абы как, бездна им в глотку! Выстроились как живые: впереди щиты, позади мечи. Так что нелегко нам придется. — И уже громко: — Ох, и порадуем мы Фомрира! Ох, и благодати польется! Кабы не захлебнуться.
А правее нас никого и не было. Значит, наш хирд будет держать правый край, зато впереди прочих. За нашими спинами всё еще толклись заблудившиеся воины. Как я понял, вперед выставляли именно хирдманов, а назад ставили всех прочих: учеников рунного дома, давно ушедших на покой воинов, пахарей, кузнецов, гончаров, лишь бы рун было больше пяти. Конечно, среди них затесались и карлы, особенно молодые парни, желающие побыстрее стать сильнее. И гнать их никто не собирался, у всех своя удача и своя судьба. Умереть может каждый, будь он на первой руне или на двадцатой. Хотя на двадцатой погибнуть обиднее.
Гисмунд стоял возле меня, нервно кусая губы. Вцепился в щит так, что пальцы побелели. Не пожалел бы, что пришел к нам. Альрик в хирд его принял, но лишь на один бой, и предупредил, мол, проще от этого не станет.
Тулле был спокоен так, будто Мамир нашептал ему о грядущем. Эгиль нетерпеливо поглядывал то на нас, то в центр херлида. Ждал гудка и новую руну, хотел поскорее стать хускарлом. Видарссон переминался с ноги на ногу, Аднтрудюр безразлично жевал веточку ивы. Энок в очередной раз проверял лук, переживал, не рано ли он натянул тетиву. Бьярне счастливо улыбался: вчера он узнал, каков его дар. Случайно обжег руку о котелок, глянул, а ожог исчезает прямо на глазах. Сунул палец еще раз, и снова ожог быстро прошел. Тогда порезал руку, и рана затянулась. Так что теперь он уверен, что выживет. Таких мук, как при прошлом ранении, не будет.
Сварт недовольно крутил щит, ему неуютно, когда руки заняты. Рысь же успокоился наконец. Прежде он переживал, кто-нибудь обнаружит, что он бритт, и зарежет еще до битвы. Теперь же всем плевать, кто он, главное, как будет стоять в стене щитов. Плосконосый отыскал родственников в становище, узнал, что его родные живы, смогли отстоять дом, хоть и потеряли всех рабов. Потому он отбросил лишние тревоги и сейчас выглядел готовым к бою. Булочка же так и не узнал о своих, но понимал, что от этой битвы зависит и их судьба. Простодушный после смерти отца переменился, стал молчаливее, смурнее. Скорее всего, после уничтожения драугров он уйдет из хирда, если мы не добудем корабль. Он прямо рвался покинуть Бриттланд. Да и стоял он здесь не ради нордов, сестры или рун, а только ради Фастгера и Ледмара. Ну и Стейн тоже был тут.
Вот наша стена щитов!
А за нашими спинами — Альрик. И будет он там стоять, пока мой дар не охватит ульверов и не сдержит его бездну. Злился он страшно, не хотел прятаться за спинами хирдманов, к тому же слабее него, но иначе будет еще хуже. Лучше обвинения в трусости, чем мертвые ульверы! Он потому и не оттолкнул жену Ульвида, не уклонился от ее когтей, боялся ненароком пробудить бездну.
В хирде Оттара кое-кто приметил наше странное построение, и до нас уже доносились нелестные высказывания про нашего хёвдинга.
— У-у-у! — взревел рог.
И херлид пришел в движение.
Мы неторопливо пересекли длинное пастбище, затем прошли через лес, где прямо перед нами раздвигали завалы, а если не получалось, то перескакивали поверху. И вот между нами и драуграми — лишь поле. Неровное, бугристое, с желтыми пеньками будыльев. А на той стороне стена щитов.
Я не поверил своим глазам.
Стена щитов? У драугров? Да как такое может быть?
— Ими кто-то управляет, — послышался голос Тулле. — Нити тянутся к городу.
Топот ног, приглушенный звон железа, быстрое от страха и азарта дыхание, щит, крепко прижатый к груди, в десницу давно притертый к руке топорик. Я через железо и воловью кожу чувствовал напряжение сотен людей.
— У-у-у! — надрывался рог.
Мы ускорили шаг. Бегать в стене щитов никто не станет, но если мы навалимся разом на гнилушек, разобьем их строй! И тогда нас не остановить.
— У-у-у!
Драугры ближе и ближе. Я различал морды, ссохшиеся за десятилетия, видел пустые глазницы и даже наметил, куда пойдет мой первый удар.
— Стой! — прокатилось по херлиду.
Мы замерли на месте. Несколько человек выскочили вперед, растерянно оглянулись и вернулись к хирдам.
— Стрелы!
Лучники за нашими спинами вздернули луки, Энок тоже приготовился. От гула спускаемых тетив загудел сам воздух, небо расчертили тонкие линии и обрушились ливнем на драугров. Не все догадались вздернуть щиты, и многие мертвецы рухнули, лишившись остатков жизненных сил.
— Уа-а-а-а! — взревел весь херлид.
И я орал во всю мощь!
— Уа-а-а-а!
И снова стрелы на тетивах. И снова гул. Линии. Упало еще несколько десятков драугров.
— Это самые слабые, — еле слышно сказал Тулле. — Самые тупые.
После третьего залпа упавших почти не было.
— Щиты!
Деревянный перестук от накладываемых друг на друга щитов. И мы снова двинулись вперед.
Еще двадцать шагов. Кожа зудела от нетерпения и страха.
Десять. Зубы сжаты до скрипа.
Пять. Топорик взлетел к небу.
Бам-м-м!
От удара содрогнулись даже кишки. Передо мной возникла перекошенная безносая харя, и я, забывшись, хотел ударить по ней, но меч Гисмунда успел раньше, раскроил мертвяку голову. Опомнившись, я ударил направо, снося верхушку черепа соседнему противнику. Тулле бил мечом снизу, между щитами, потроша животы и подрубая ноги. Первые драугры упали, и мы сделали шаг вперед, наступая на их тела. Новые лица. Я поднял щит, закрываясь от копья. Чуть присел и рывком протолкнул себя дальше, размахивая топором. Брызгала черная кровь. Нестерпимо воняло тухлятиной. Стена продвигалась. Мы их давили, заставляли пятиться.
Главное не оскользнуться!
— Ррааа! — кричал я, разрубая кольчугу и плечо. — Ррааа!
Мы проломили их стену, как гнилой орех!
Передо мной мелькнул двуручный меч. Я удержал щит и ударил топором снизу, цепляя бородкой руку. Драугр замешкался, Гисмунд тут же проткнул его насквозь.
И вспыхнуло!
Дар!
Радость и легкость охватили меня, как после кувшина крепкого эля. Я любил своих собратьев! Ненавидел врагов! Жажда битвы. Раж!
Видел пылающий огонь каждого из ульверов, даже Гиса, слышал их дыхание, как свое.