Сага о двух хевдингах
Шрифт:
— А куда награбленное бы дели?
— Были у Росомахи знакомцы. На Альдоге мы ведь тоже не столько серебро, сколько товары брали: пушнину, воск, меда, добрую сталь. Отдавали хоть и в два-три раза ниже обычной цены, зато тихо. Мы ведь не серебром, а кровью за этот товар платили. А кровь нынче дешева.
Чем больше говорил Гвоздь, тем спокойнее и рассудительнее он становился. Будто с каждым словом он снимал с себя тяжкий груз. Руки его уже не тряслись, взгляд из затравленного стал отрешенным, равнодушным. Он готовился к смерти, а подле нее страху места нет.
— И каков был план?
— Напоить всех, выждать, пока уснут. Перво-наперво
— Как Беспалого уговорили?
— Это всё Росомаха. Он с первого дня прощупывал всех принятых вместе с нами. Со старыми хирдманами говорить толку нет, мало ли, как давно они с Альриком. Да и любой видел, что ульверы под Скирировым даром Кая никогда против своих не пойдут. Крюк должен был убить Кая до того, как его дар пробудится. Росомаха видел, что мальчишка пока не научился с ним управляться, обычно либо стена щитов нужна, либо чтоб хирдманы рядом бились. Кто ж знал, что он под Бездновым пойлом сумеет пробудить дар?
— Про Беспалого…
— Что про него говорить? Гнилой человек. Стоило шепнуть ему про богатства, как он вмиг согласился. А вот остальные покрепче оказались. Синезуб даже не понял, о чем с ним Росомаха толковал. Отчаянный вовсе не жаден, да и больно ему в хирде нравилось. Свистун как руну получил, так больше ни о чем и не мечтал. Слухача вон уговорили, да пропал он. А, еще были братья Старший и Младший. Вот они смекнули, что к чему, лезть в драку не стали, но из хирда ушли. Не захотели оставаться там, где хирдман под хёвдинга роет.
Я устало откинулся на спину. Нога снова разнылась, под повязками жестоко чесалось, но чтобы дотянуться до того места, нужно было напрячься и сесть, а садиться нельзя. Потому я скреб ногтями по лавке, чтобы хоть как-то отвлечься от ноги.
Самое главное мы узнали: за Росомахой никого нет. Он всего лишь разбойник, чудом добравшийся до десятой руны.
Решение насчет Гвоздя вынесли быстро: смерть. Но смерть не поганая, а от меча. Гвоздь никого так и не убил, неплохо выдержал пытки, преодолел страх и заслужил наше уважение. Осталось решить, кто именно его убьет, ведь казнь — это не только возмездие, но еще и благодать.
Я бы с удовольствием получил десятую руну, залечил вмиг все раны, сожрал твариное сердце и стал бы хельтом, да только от убийства девятирунного мне ничего не перепадет. Альрику расти в рунах нельзя, пока мы не изгоним Бездну внутри него. После недолгих раздумий мы отдали Гвоздя Эгилю. Тот до сих пор был на седьмой руне, и до новой ему оставалось совсем немного.
Следующим на тинг привели Беспалого. Он выглядел получше Гвоздя, по крайней мере, пришел на своих ногах. А что руки сломаны, так сам виноват: в Сторбаше восьмирунного мало кто сможет удержать в цепях, раз я и Альрик ранены. Ну заодно выбили несколько зубов, сломали нос, но это для хускарла ерунда. Слушать историю его жизни никто не захотел, всё и так было понятно: позарился на чужое добро, убил своего же хирдмана. Смерть Ледмара хирд прощать не собирался.
— Я ошибся, — угрюмо сказал Беспалый, не особо рассчитывая на пощаду. — Я всю жизнь искал свое место. Хотел служить Мамиру, но тот отказался. Хотел стать добрым хирдманом, да тоже не вышло. Если бы Каев дар проснулся чуть раньше… Это и было то самое, что я искал. Теперь уж поздно. Но если Кай еще раз поверит мне, я больше никогда не предам. Стану самым верным псом. Не нужно мне ни серебро, ни рун, ни славы. Просто быть в стае! И мой дар, он ведь не плох. Чуять нацеленный на тебя удар! Я выплачу виру за Ледмара хоть своей кровью, хоть серебром, хоть службой.
Альрик будто бы и не слышал его слов. Повернулся к Простодушному и спросил:
— Как ты скажешь, так и будет.
Херлиф встал, прошелся перед Беспалым туда, потом обратно.
— Эмануэль не зря поведал нам сказ о боге-предателе Хагриме. Пусть мы и не боги, тем больше мы должны следовать по их стопам. Надо сделать с ним то же, что сделали с нами предатели.
Поначалу Беспалый даже не понял, о чем говорит Простодушный, лишь когда ульвер взял в руки нож и пару стрел, задергался, но в руках Сварта особо не попляшешь.
Херлиф не торопился. Он подошел к Беспалому, с легкой улыбкой заглянул к нему в глаза, сорвал с него рубаху и медленно вдавил наконечник стрелы между ребрами. Примерно туда ранили Альрика. Вторую стрелу Простодушный воткнул в бок. Как у Вепря. Потом взял горящее полено из полыхающего очага, небрежно помахал им перед лицом Беспалого.
Вот же! Я снова вспомнил, какой дар у Беспалого. Он предчувствует удары, нацеленные на него. И сейчас он каждое ранение переживает дважды: сначала через дар, а уже потом через шкуру. Ручищи Сварта вздулись, удерживая вырывающегося предателя, но Херлиф все равно не спешил. Он медленно прижал полено к торсу Беспалого, слушая его вопли и потрескивание сгорающей плоти. Несколько небрежных взмахов ножом, но даже мне с лавки было хорошо видно, что Херлиф бережет Беспалого, наносит тому неглубокие раны, едва ли опаснее царапин. Напоследок Простодушный сломал предателю ногу, но опять же мясо не рвал, осколки костей не прорвались наружу.
Впрочем, это лишь начало.
Беспалый почувствовал, что больше его пытать не будут, бессильно обмяк в лапищах Сварта и едва понятно бормотал благодарности, клялся всеми богами, что не обманет больше доверия, не предаст и сдохнет за Снежных волков. Он еще не понял, что смерть гораздо ближе к нему, чем он надеялся, и гораздо дальше, чем ему бы хотелось.
На площади перед тингхусом Эгиль отрубил Гвоздю голову мечом и стал восьмирунным. Беспалый снова напрягся, хотя со сломанной ногой и руками он бы ничего не смог сделать.
Все, кто слышал слова Эмануэля, поняли, чем окончится путь Беспалого, а вот сам Беспалый пока не догадывался. Он сообразил позже, когда ему запеленали в тугие веревки, перетянули раны, чтобы он не истек кровью слишком быстро, а потом потащили за пределы Сторбаша. Но дергаться было уже поздно. Там, у подножия холма, выкопали яму, уложили в нее живого Беспалого, накрыли тряпкой, чтоб тот не задохнулся сразу, сверху поместили труп Гвоздя, осторожно обложили их крупными камнями и лишь потом засыпали землей. Но не слишком много, едва ли с локоть. Не нужно, чтобы Беспалый умер слишком быстро или задохнулся. Мы даже могли слышать его голос, доносящийся из-под земли. У изголовья двойной могилы поставили большой камень, на котором Эмануэль пообещал высечь закрывающие руны, чтоб мертвецы не смогли подняться. Через несколько дней, когда от Беспалого уже не будет нести рунной силой, камень уронят на могилу рунами вниз.