Сага о Гильгамеше

Волобуев Вадим

– - Готовы!

– - Тогда к оружию, дети Инанны! Богиня смотрит на нас!

Толпа всколыхнулась, зашлась мелкой рябью. Словно по невидимому сигналу тысячи глоток выдохнули из себя яростный клич, который океанским цунами покатился на Гильгамеша, взметнулся кверху, раскатисто погулял над головами и обрушился вниз оглушительным "Хэам!" [19] . Гильгамеш покорно поднял ладони - он подчинялся решению народа. Какой-то дурман накатил на него. Сходя с возвышения, он чувствовал, что теряет сознание. Голоса людей сливались для него в мощный гул, перед глазами стояла рыжая пелена. Он не слышал, как люди восторженно повторяли: "Вождь! Вождь!", не видел, как воины в воодушевлении гремели оружием, как потрясали кулаками ремесленники и купцы. Образ действительности

расплылся перед ним, превратившись в мельтешение лихорадочно сменявшихся красок. Лишь когда возница помог ему взгромоздиться в колесницу и, раздвигая людей, поехал через площадь, откуда-то издалека до его слуха донёсся звонкий ритмичный голос, показавшийся ему странно знакомым. В ускользающем сознании вспыхнуло воспоминание о певце из храма Нанше, но Гильгамеш уже не в силах был соотнести этот образ с голосом. Колесница увозила его прочь, подальше от беснующейся толпы. Вслед ему раздавались слова боевой песни, которую с каменного возвышения декламировал полуобнажённый певец с волосами, собранными в толстую косу:

19

 Хэам ("Да будет так") - возглас, которым народное собрание одобряло решения вождя.

– - Из тех, кто стоит, и тех, кто сидит, – - Из тех, кто взращён с сынами владык, – - Из тех, кому сердце молчать не велит, – - Из тех, кто упорен и духом велик! – - Поднимемся дружно, сметём всех врагов, – - За родину каждый погибнуть готов. – - Урук, сотворённый руками богов, – - Скребут его стены края облаков. – - Эанна - священный чертог мирозданья, – - Там боги пируют, даруют нам знанья, – - Сам Ан приготовил покои Эанны, – - И ты, Гильгамеш, там всегда - гость желанный. – - Веди же нас в бой, не уступим насилью, – - Не будем терпеть мы Киша засилье. – - Мы - воины храбрые, в схватке не слабы, – - А Киша отродье - сплошь трусы и бабы. – - Отложим орудья труда ради битв, – - Пришёл час расплаты, суда и молитв, – - Пускай только Акка к Уруку придёт, – - Достойный приём его армию ждёт. – - Сожмём же все крепко щиты и ножи, – - Мы - воины бога. Ты ж, Акка, дрожи!

Глава третья. Гильгамеш в осаде

– - Раб, соглашайся со мной!

– - Да, господин мой, да!

– - Я хочу покориться врагу, я противнику сдаться хочу!

– - Покорись, господин мой, покорись! Сдайся, господин мой, сдайся!

– - Нет, раб, не желаю я покоряться, не хочу я сдаваться!

– - Не сдавайся, господин мой, не сдавайся! Если отдашь ты противнику часть, вскоре он заберёт у тебя целое. Не найдёшь ты у врагов пощады!

Диалог о благе.

Дворец был погружён в молчание. Не слышно было окриков надсмотрщиков, не раздавалась весёлая перекличка стряпчих, не звучал заливистый смех наложниц, даже шелест невольничьих шагов стал как будто тише, превратившись в почти неосязаемое шуршание. Дворец замер. Все ходили на цыпочках, разговаривали шёпотом, боясь потревожить повелителя, который был не в духе. Гильгамеш сидел в комнате для приёмов, безучастно глядел перед собой и медленно цедил сикеру. Какие-то невесёлые думы одолевали его, заставляя отрешённо покусывать рыбу и подолгу держать кубок у рта, не притрагиваясь к нему. Угрюмость не сходила с его лица. Стоявший за спиною раб, весь побледнев от страха, выпученными от усердия глазами неотрывно следил за каждым движением

господина. Иногда вождь ставил кубок на стол, и тогда раб вытягивал шею, пытаясь угадать, стоит ли наливать сикеру или надо подождать. Пальцы его при этом нервно подрагивали, зубы судорожно стучали.

В коридоре раздался какой-то шум. Вождь оживился и опустил левую руку на ножны.

– - Пришли начальники отрядов, повелитель, - доложил вошедший воин.

– - Пусть войдут.

Первым в комнату вступил Забарадибунугга, приземистый и неулыбчивый командир храмовых воинов. Скрестив руки на груди, он сделал глубокий поклон, пробормотал неуклюжее приветствие и отступил в сторону, пропуская следующего. За ним вошёл Бирхутурре, начальник портовых стражников. На мгновение ослеплённый солнцем, он прищурился и непроизвольно поднял ладонь к лицу. Встретившись взглядом с вождём, почтительно поклонился. Вслед за ним по одному вошли командующие отрядами Больших домов. Кланяясь Гильгамешу, они рассаживались на стульях, деловито озирались. Многие из них попали сюда впервые. Обиталище внука Солнца вызвало у них робость, которую они скрывали под маской напускной невозмутимости. Неловко постукивая ножнами о стулья, они поправляли перевязи, смущённо сопели. Последним вошёл Курлиль, сопровождаемый двумя воинами. Он подобострастно сложил ручки и пожелал вождю долгой жизни. Гильгамеш небрежно кивнул в ответ. Курлиль просеменил вперёд и уселся в теньке, подальше от обжигающих лучей солнца. Воины встали по сторонам дверей. Недвижимые как статуи, они вытянулись возле стен, бессмысленными взглядами уставились в пространство.

Вбежавшие рабы поставили перед каждым угощение и кувшины с сикерой. Лица вошедших смягчились, напряжение отступило, руки потянулись к кубкам. Гильгамеш поднял тост за торжество Инанны и поражение Акки. Военачальники одобрительно загудели, задвигались, пили гулкими глотками, запрокинув головы, потом долго вытирали пальцами бороды и губы.

– - Сила наша в духе, - наставительно произнёс вождь.
– Если вера пребудет в нас, боги пошлют нам победу. Если же утеряем мы веру, участь наша будет печальна. Не воины решают исход борьбы, но бессмертные властители мира. В их воле наделить могуществом одних и обратить в прах других. Помните об этом.

Военачальники закивали, соглашаясь с Гильгамешем.

– - Пусть ваши души будут всегда полны ненависти к врагу, а мышцы тверды как камень, - добавил Гильгамеш.

– - Мы готовы хоть сейчас выйти на бой с Аккой, господин, - преданно взвизгнул Курлиль, сжав кулаки.

Гильгамеш важно кивнул.

– - Готовы ли ваши бойцы отбивать натиск Киша с прежним рвением?
– спросил он, обводя взглядом напряжённые лица военачальников.
– Не подточила ли осада их упорство?

– - Они преисполнены решимости и отваги, - ответил за всех Забарадибунугга.
– Умирая, они со спокойным сердцем отправляются во владения Эрешкигаль, ибо знают, что погибли не зря.

– - А что поделывает враг?
– спросил Гильгамеш.
– Не готовит ли он штурма?

– - Если кишцы пойдут на штурм, то все как один лягут у наших стен. Войско Акки слишком слабо для взятия Урука. Не в силах одолеть нашей твердыни, оно будет брать нас измором. Уже сейчас воины Киша грабят наши сады и выгоняют из домов земледельцев.

– - Хм, - недовольно пробурчал Гильгамеш.
– И как долго мы можем продержаться?

– - Мне неизвестно, каковы наши запасы, повелитель. Об этом следует спросить у санги. Я отвечаю лишь за воинов.
– Забарадибунугга независимо скрестил руки на груди.

Гильгамеш помолчал, постукивая длинными ногтями по кубку. Потом спросил:

– - А что сброд? Ропщет?

– - Ропщет, господин, - сказал начальник храмового отряда.
– Мужичьё твердит, что урожай загублен, зерна из священных закромов не хватит на новый посев, и будет голод.

– - Поменьше слушай болтовню всяких торговок, - зло промолвил Гильгамеш.

– - Торговки крутятся рядом с воинами, господин, - пожал плечами военачальник.
– А от мужичья проходу нет. Стеклись сюда со всех окрестных сёл.

– - Они - наши люди. Мы не можем отдать их на милость Акки.

– - Толку от них никакого, - проворчал Забарадибунугга.
– Только ячмень жрут. Если уж прибежали, пускай что-нибудь делают. Я давно предлагал раздать черни оружие. Помощь, может, не ахти какая, зато руки заняты. К тому же, защищают свои поля. Это придаст им мужества...