Сага о Гильгамеше
Шрифт:
– - Тронулись.
Один из воинов взял осла под уздцы и повёл его к воротам, двое других затопали сзади. Рабы подхватили корзины с подарками богине и устремились следом, взбивая пятками раскалённую землю.
Ворота Гильгамешу открыли какие-то незнакомые люди в одежде служителей Инанны, вооружённые пиками и булавами. Вождь внимательно, не без внутренней радости, оглядел их, отметив про себя безупречную исполнительность нового санги. Выехав за ворота, он насторожился. Его изумила необычная пустота улиц. Не было видно рабов с поклажей, исчезли возившиеся в пыли дети, даже бездельники, дни напролёт сидевшие под навесами с кубками сикеры, попрятались по домам, спугнутые вестью о скорой войне. Лишь разомлевшие от жары собаки, высунув языки, лежали в теньке
Гильгамеш проехал пару коротких, беспорядочно застроенных, улочек, миновал перекрёсток с колодцем, и, свернув в один из тупиков, оказался перед храмом Нанше. Трёхэтажный ступенчатый дом без окон, стоявший на террасе высотой с человеческий рост, имел вид хотя и внушительный, но запущенный. Углы его выветрились, пошли щербинами, основание террасы разъела трава, штукатурка местами осыпалась, обнажив ровные ряды сырцовых кирпичей. Ступени, ведущие к деревянной двери, потрескались, зияли щелями, дверь рассохлась, краска с неё слезла. Не впервые созерцая это убогое зрелище, Гильгамеш в который раз задавался вопросом: действительно ли обитель богини сновидений прозябает в нищете или это всего лишь уловка, чтобы скрыть от глаз ревнивой Инанны подлинные богатства её предприимчивой сестрицы? Вряд ли служители Нанше так уж бедствовали. Перед храмом всегда можно было видеть толпу страждущих, несущих богине разные яства и подарки. Скорее всего, люди из храма просто прибеднялись, выставляя напоказ мнимую нужду, дабы отвести от своей госпожи гнев всемогущей Инанны. Вождь давно подозревал это, хотя не имел возможности проверить.
Сегодня улочка перед храмом Нанше была пуста. Перекатывалась забытая кем-то корзинка, в пыли валялись ошмётки какого-то тряпья. Один из воинов, сопровождавших Гильгамеша, поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Некоторое время стояла тишина, потом изнутри донёсся неприятный голос старухи:
– - Сегодня толкований не будет. Богиня устала и жаждет отдохновения.
– - Пусть богиня откроет внуку Солнца, - проревел Гильгамеш.
– За её благосклонность он щедро отблагодарит прекрасную сестру матери Инанны.
За дверью послышался испуганный вздох, загремели засовы. Громкий скрип петель рассёк каменное безмолвие. Дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась безобразная голова старухи-привратницы. Оттолкнув её, внутрь ступил воин. Гильгамеш соскочил с осла, лихо взбежал по ступенькам. Возле входа он обернулся и сказал стражникам:
– - Ждите здесь. Если явится гонец от санги или с пристани, стучите в дверь.
Воину, вошедшему в храм, он велел:
– - Стой здесь и никого не выпускай. Услышишь стук, отопри. Будет гонец, приведи его ко мне.
Воин молча кивнул. Гильгамеш повернулся к старухе:
– - Веди, женщина.
Бабка засеменила по коридору, то и дело боязливо оглядываясь, словно испытывая суеверный ужас перед вождём. Рабы пыхтящей потной вереницей следовали сзади. Привратница вывела Гильгамеша во внутренний дворик с неглубоким бассейном, окружённым высаженными вдоль стен тюльпанами. Изгибаясь дряхлым телом, прошамкала:
– - Подожди здесь, о владыка! Я сообщу богине о тебе.
Гильгамеш опустился на разогретый солнцем керамический край бассейна. Рабы выстроились поодаль в неровную шеренгу, поставили корзины перед собой. Вождь ждал, лениво озираясь вокруг. Тишина, стоявшая во дворе, успокоительно действовала на него. Тревоги уходили, разум становился ясен и безмятежен. Слабый шум лепестков, волнуемых редкими порывами горячего степного ветра, настраивал Гильгамеша на мирный лад. Он думал о грядущем урожае, о закупке кедра для храма Инанны, о расширении пристани, о других повседневных заботах. Надвигающаяся война перестала тревожить его. На какой-то миг он словно выпал из внешнего мира и наслаждался отдохновением, безучастный ко всему вокруг. Затем появилась старуха и проскрипела:
– - Богиня готова принять тебя, господин.
Она провела его в просторную светлую комнату, сплошь разрисованную змеями. Гильгамеш заметил изображения безобидных светло-коричневых ужей, страшных серых кобр, огромных бурых питонов, крохотных зелёных гадюк, и ещё множество разных ползучих. Змеи были повсюду. Они раскрывали пасти, сворачивались кольцами, переплетались телами; их золотые и серебряные подобия свешивались с потолка, возле стен стояли мраморные женщины-змеи с раздвоенными чешуйчатыми хвостами вместо ног, а в углах комнаты шипящими клубками копошились живые гады, ядовито переливаясь красками. Часть противоположной стены закрывала леопардовая шкура - там был вход в соседнее помещение. Гильгамеш слегка оробел. Он приказал рабам сложить подарки в середине комнаты, уселся на циновку и замер в томительном ожидании.
Выскочившие из-за шкуры девушки подхватили корзинки и бесшумно упорхнули обратно. Прошло несколько мгновений, затем шкура вновь затопорщилась, пошла буграми, и к Гильгамешу выплыла Энхедуанна. Она неслышно ступила в комнату, мягко опустилась на пол в двух шагах от него и упёрлась взглядом в его глаза. Вождь почувствовал настороженность и усталость в её взоре. Волосы богини, уложенные в аккуратное чёрное каре и обсыпанные лепестками цветов, отчего-то казались похожими на первозданную бездну Апсу; в ушах сотнями блёсток отсвечивали тяжёлые золотые серьги с драгоценными самоцветами; глаза, окружённые глубокими тенями, сверкали подобно каплям воды в лучах солнца, а густо напомаженные губы походили на два окровавленных лезвия. Гильгамеш ощутил, как по спине его бегут мурашки. Непроницаемый взгляд богини холодил его душу, заставлял учащённо биться сердце. Даже солнце, казалось, померкло, уступив место мрачному величию Нанше.
– - Что привело тебя сюда, о владыка Урука?
– спросила Энхедуанна высоким чистым голосом.
– Желаешь ли ты найти здесь утешение или ищешь ответы на свои вопросы? А может, демоны ночи преследуют тебя? Ответь мне, открой свои мысли небожительнице Нанше.
– - Видение было мне, о милосердная сестра матери Инанны, - глухо ответил Гильгамеш, не сводя глаз с пронзительного взора прорицательницы.
– Оно вселило в меня беспокойство. Объясни мне его, о госпожа сновидений, ибо разум мой смятён, а уши не могут отличить, что есть правда, а что - ложь.
– - Расскажи мне о своём видении, Гильгамеш, - попросила богиня.
– Быть может, я внесу успокоение в твою душу.
Вождь на мгновение опустил глаза, потёр вспотевшие ладони о колени. Воспоминание о видении болью кольнуло его печень, тревогой прожгло живот. Говорить о нём было неприятно, как неприятно было признаваться в собственной трусости. Молнией сверкнула мысль: "Может, Забаба пугал меня? Придя сюда, я лишь выдаю свой страх". Но уже спустя мгновение пришла решимость - рассказать богине всё без утайки, и будь что будет. Какая-то обречённость напала на него. С непостижимым для себя хладнокровием он поведал прорицательнице обо всём, что видел в святилище. Голос его был бесстрастен, ни одна жилка не дрогнула на лице, пока он описывал богине своё видение. Закончив рассказ, он сомкнул губы и с суровой непреклонностью посмотрел на прорицательницу. Лик его выражал готовность принять любую правду, сколь бы тяжела она ни была. Богиня сидела, не произнося ни звука. Потом сказала:
– - Видение твоё было тебе послано в назидание. Объяснить его будет непросто. Отдохни в покоях моих рабов, внук Солнца, я вскоре призову тебя.
Гильгамеш поднялся и медленно вышел из комнаты, с трудом переставляя затёкшие ноги. Привратница семенила перед ним, лебезя и заискивая, бормотала что-то заботливо-успокоительное, гримасничала, комкая иссохшее лицо. Гильгамеш шёл за ней, ни о чём не думая, ничего не слыша. Краем глаза, обрывком сознания он замечал какие-то перекошенные от напряжения лица, какие-то предупредительные руки, открывавшие перед ним двери, какие-то отдалённые голоса, мужские и женские, похожие на перекличку бестелесных духов. Всё это проплывало перед ним, не оставляя ни малейшего следа в памяти. Наконец, старуха привела его в небольшую, богато обставленную комнату, и он очнулся от забытья.