Сага об орке. Выбор сделан
Шрифт:
В общем если бы не пинки и тычки довольной, но все же помнящей за чем нас послали в баню девушки, я бы после парилки и обработки вениками там же и срубился.
Одежду, а именно: штаны, льняную рубаху, тунику, вязанные носки и обмотки на ноги мне выдали новые. Не просто стиранные-чистые, а именно новые.
— Ух ты! Что за аттракцион невиданной щедрости? — поразился я.
— Ты что! — округлила глаза девушка, — Нельзя Йоль встречать в старом!
— Почему?
— Йоль встречают в старом только те, кто не трудился усердно весь год, и не заработали себе на обновки!
— Ну… — у меня в голове пронесся вихрь мыслей: от того, что старые джинсы меня могли вполне устраивать, и смысла покупать новые я бы не видел, до того, что трудолюбие и достаток могли слабо коррелировать. Если бы я случайно не занялся рыбой, и к тому же не повезло с природным явлением — горячим ручьем, то как бы ни упирался, а до сих пор ходил бы в «приживалах» у дяди.
— А кто весь год ленился, к тому в конце придет Йольский кот и сожрет!
— Ну раз кот сожрет… — весело усмехаясь поддакнул я, — Кого хоть благодарить за обновки? Явно же не дядя прислал, наказав сюрприз сделать.
— Это Келда. Все, кроме носков от нее, — пояснила Гретта, и тут же потупив взгляд призналась, — а носки я вязала.
За что тут же была расцелована еще раз. Я даже задумался, а не задержаться ли нам в бане еще немного, но девушка уперлась кулачками мне в грудь, вывернулась и решительно распахнула дверь на улицу.
Дом был просто вылизан: выскоблены добела доски стола и пола, камни очага максимально очищены от копоти. Над входом в «хозяйскую половину», на плетеной перегородке висел здоровенный венок из лапника, украшенный лентами.
Все население одаля, в новых одеяниях уже расселось за столом, и даже несколько рабов Гунара которых я обычно не замечал, за своим разборным столом сверкали отдельными новыми элементами гардероба.
Надо ли говорить, что стол «ломился». Мясо жаренное, тушеное и копченое, которое в другие дни ели редко, тут составляло чуть ли не главное украшение. Рыба, моя рыба, в жареном и копченом виде так же присутствовала в представительных количествах, что заставило меня умилиться: все-таки есть и мой вклад в этом изобилии! Конечно, куда же без сыра? Молочка, как я уже заметил составляла значительную часть рациона орков.
Но более всего меня поразило наличие румяного каравая! Ого! Хлеб орки почти не если. В основном выращенные злаки шли на каши. У меня аж слюна потекла — так захотелось свежего хлебушка! Сколько же я его не ел?
— Колесо времени сделало очередной оборот, — встал со своего места во главе стола Гунар. Ни разу не видел, чтоб он носил вышитые рубашки! — Старый год подошел к концу и вот-вот прежнее солнце завершит свой жизненный цикл…
Блин, да он прям как наш «гарант», давай еще задвинь про «Это был тяжелый год!»
— … Налегайте друзья на еду, чтоб и в следующем году еда в доме не переводилась!
Ага! Как встретишь новый год, так и проведешь! Слышали, знаем…
Задвинув речугу Гунар, опорожнил здоровенную кружку. Ну-с, а мне-то что отставать? Ухватил стоящую напротив и опрокинул в себя порцию горячего меда. Ого! Кажется, хозяева разжились специями? Сидящая напротив Гретта заботливо наваливала на мою тарелку гору всякого. Да я же все это не съем!
— … а кто не будет есть, того заберет Йольский кот, — доносился до меня голос справа. Эгиль стращал младшенького сынишку Стейна. Стейн, уже слегка окосевший, смотрел на происходящее с одобрением, в отличие от его жены, имя которой я так и не удосужился запомнить. — А знаешь какой он, любимец великанши Грюль? Большой, размером с быка! Шерсть у него черная, а глаза горят пламенем! Схватит такого неслуха, и тащит к хозяйке.
Младшенький Стейна, пацан лет трех или четырех жался к отцу. Девочка постарше, наверно тоже дочь плотника, сидящая рядом с матерью, старалась не подавать виду, но получалось плохо.
— В каждом мешке у Грюль сидят по двадцать ленивых или непослушных детей, и таких мешков у нее — сто! Как наполнит их все, так и тащит к себе домой. Всех потушит с овощами!
Блин, да что такое! Даже сказочные злодеи здесь едят овощи! А мы-то чем хуже?
К визгу Стейновых отпрысков прибавились охи-ахи детей Колля. Его семейство сидело левее меня. А вот Бедвар сидящий рядом с отцом лишь презрительно скривился, дескать мне ли, почти взрослому пугаться каких-то сказок! Но я с усмешкой уловил, как в какой-то момент пацаненок опустил взгляд, и тревожно окинул свою одежду? Вдруг Йольский кот все-таки найдет к чему придраться!
В какой-то момент, видимо посчитав что близится полночь, все огни в доме потушили. Даже в очаге. Я почувствовал, как Гретта, протянув руку через стол нащупала мою ладонь, сжала.
— Это Самайн, — услышал ее шепот, — смерть Солнца.
На секунду я проникся всеобщим настроем, сердце екнуло: а вдруг Солнце не возродиться вновь? Так и останется мир, погруженный во мрак? Но тут же отогнал эту мысль — Гера, ты-то хоть в детство не впадай! Какой мрак? Какая «смерть Солнца»? Зимнее солнцестояние, Солнце в самой южной точке эклиптики… Кажется я уже «накидался», с чего бы в голове всплывал школьный курс астрономии?
Наконец в кромешной тьме раздались удары кресала по кремню, неожиданно ярко сыпанули искры, высветив сосредоточенную физиономию Гунара, и здоровенное бревно в очаге, коего там ранее не было.
— Йольское полено, — опять шепот Гретты, — его обязательно нужно зажигать от сохраненных остатков старого.
Огоньки зародились где-то в глубине очага, стали разбегаться по дереву, и вот уже тьма отступила в углы комнаты, заметалась там, прогоняемая разносимыми по своим местам светильниками, зажжёнными от этого нового света.
— Солнце родилось! — как-то даже торжественно провозгласила Гретта, улыбаясь мне радостной, светлой улыбкой. Как будто у Гунара могло не получиться, и нам всем грозило кануть во мраке.
Лица присутствующих тоже осветились радостной надеждой, все дружно загомонили, вновь раздалось бульканье наполняемых кубков, еда снова начала перекочевывать с общих блюд на тарелки…
Я уже говорил, что празднование затянулось на двенадцать дней? Сам оказался не готов к подобному. Ели, пили, умудрились поплясать под звуки деревянных дудочек и подобия маракасов. На четвертый день к нам приперлись мужики с Грегеровского одаля, и естественно все ужрались до беспамятства. Как оказался в постели — не помнил, наверно Гретта перекантовала туда мою тушку от стола. Через день Гунар, Хельми, Колль и я поперлись в одаль к Асбьёрну, что в общем-то закончилось ровно тем же: на какой-то кружке пива мое сознание выключилось, разве что проснулся на полу, в общей куче.