Сагарис. Путь к трону
Шрифт:
Вилик встал, словно пораженный громом. Он и его семья получат свободу! Клит готов был целовать ноги милостивому господину: всего лишь три тысячи серебряных монет – и он может отправляться на все четыре стороны!
За долгие годы в качестве управляющего поместьем Клит скопил гораздо большую сумму, и теперь денег ему и его семье хватит на долгую и безбедную жизнь. Жизнь свободного человека! Не об этом ли он мечтал долгими зимними вечерами, когда время не бежало, а истекало медленными тяжеловесными каплями? «О боги, как вы милостивы ко мне!» – мысленно возопил вилик.
Новым виликом поместья патриция стала Сагарис. Эта неожиданная метаморфоза произошла с подачи Валерия.
Путешествие из Таврики в Италию на грузовой корбите не прошло даром для девушки. Поначалу она пребывала в состоянии полной отрешенности от окружающего мира. Со стороны могло показаться, что она живой труп. Ее голова была пуста, отчаяние, которое охватило воительницу, когда она попала в плен, превратилось в тупое равнодушие к своей дальнейшей судьбе, девушку ничто не радовало, даже вполне сносная еда, которую ей подавали благодаря строгому приказу Валерия. Ела Сагарис машинально, не ощущая вкуса пищи, и оживлялась лишь тогда, когда сердобольный келевст из вольноотпущенников, начальник гребцов, украдкой подливал ей в кувшин для воды доброго вина.
Вино пробуждало ее к жизни, и уже на пятый день плавания Сагарис начала прислушиваться к незнакомой речи матросов. Она обладала удивительной способностью к овладению чужими языками. Когда впереди показалась Остия – римский порт и город, Сагарис уже понимала латынь и даже пыталась составлять целые фразы из прежде незнакомых слов; правда, шепотом, потому как до конца путешествия она оставалась объектом пристального внимания экипажа корбиты, от которого нельзя было избавиться ни днем, ни ночью – как от комаров в камышах.
Не все матросы относились к ней благосклонно. Они уже знали, что рабыня, прикованная к мачте, амазонка, и это обстоятельство лишь подогревало к ней интерес. Некоторые жалели Сагарис – те, кому пришлось испить чашу рабства в полной мере и свою свободу они отрабатывали на длинных и тяжелых веслах корбиты, но большинству она казалась диковинным животным, коих немало было в императорских зверинцах.
Приближаться к ней на расстояние длины цепи матросы не решались после одного случая. Помощник келевста из сабинян 69 , злобное, недалекое существо, взял за моду дразнить пленницу – бросал в нее обгрызенные кости, будто она была собакой, когда Сагарис погружалась в сон, он тихо подкрадывался к девушке и обливал ее холодной водой, а однажды он настолько осмелел, что попытался пнуть амазонку ногой.
69
Сабиняне – древний и сильный народ средней Италии, живший севернее Лациума. Они разделялись на собственно сабинян, сабеллов и самнитов, из которых самыми воинственными были самниты, отличавшиеся любовью к свободе. Римляне вели с ними постоянные войны, и только Сулла окончательно победил их.
Этот подлый поступок оказался его трагической ошибкой. Реакция девушки была молниеносной. Она схватила негодяя за ногу, подтянула к себе, и ее сильные руки сомкнулись у него на горле. Хорошо, этот момент видел один из матросов. Он поднял крик, и вооруженная охрана корбиты с трудом вырвала обеспамятевшего помощника келевста из мертвой хватки девушки. Оклемавшись, он преисполнился злобой и, схватив копье, хотел с нею расправиться. Но тут на шум вышел из каюты кормчего Валерий и остановил озверевшего помощника келевста. А когда ему объяснили, как обстояло дело, он приказал негодяя выпороть – в назидание другим. Как тот посмел поднять руку на господское добро?! Никто даже не пытался вступиться за сабинянина: он был чересчур жесток, и матросы терпеть его не могли. К тому же корбита была не наемным судном, а принадлежала лично Валерию. Перечить хозяину – себе дороже…
По прибытии в порт Сагарис расковали и со всеми предосторожностями проводили на небольшую виллу Валерия. Собственно говоря, это была даже не вилла, а контора, главное здание целого складского комплекса, где хранились товары купца и где он совершал разнообразные торговые сделки. Там ей выделили вполне уютную комнатку и приставили старую служанку, по всем признакам – ведьму. Что и неудивительно – она была самниткой, а самниты в Риме всегда считались связанными с нечистой силой. Наверное, потому, что они не раз бивали хваленые римские легионы.
Остия поразила девушку своим имперским великолепием. В удобном шестиугольном заливе толпились сотни судов, мощенные камнем широкие улицы, многоэтажные дома, храмы, таверны, рынки, большой театр, обрамленная мраморными портиками площадь Форума и даже некрополь носили на себе отпечаток огромного богатства Рима. Остия располагалась на месте впадения Тибра в Тирренское море. От порта до Рима было рукой подать, поэтому город был многолюдным и шумным. Присутствие вблизи Остии огромных солончаков составляло ценный источник дохода, что было веским поводом для многочисленных распрей среди народов, населявших эти территории еще до образования Рима. Солеварни работали днем и ночью, и воздух в порту был пропитан запахами древесного дыма и соли. Остия имела трое ворот: Римские ворота, откуда шла дорога на Рим, Лаурентские ворота – отсюда начинался путь в Лаурентум, и Морские ворота – начало путешествия в Ойкумену. Из Остии начинались морские походы Рима к полисам Великой Греции, разбросанным по Апеннинскому полуострову и Сицилии, из ее порта отправлялись корабли в Испанию во главе с Публием Корнелием Сципионом для победоносных сражений против карфагенских войск во второй Пунической войне, отсюда шли торговые суда в Таврику, чтобы привезти оттуда пшеницу и накормить постоянно голодающий римский люд.
Около месяца на Сагарис никто не обращал внимания. За исключением слуг Валерия, которые относились к ней весьма предупредительно. Ей дали хорошую одежду (к сожалению, шаровары, принятые у дев-воительниц, в ее гардеробе отсутствовали), чисто отмыли в термах и кормили превосходной едой – будто каждый день был праздник. Иногда ее выводили в атрий, чтобы показать каким-то важным господам, но почему Валерий устраивал такие смотрины, ей не говорили.
Она смирилась со своим положением. По крайней мере, внешне. Сагарис хорошо понимала, что из виллы сбежать не удастся, ведь ее постоянно охраняли огромные нубийцы, вооруженные до зубов. Да и куда бежать? В Таврику ей точно не попасть, а Италию она не знала. Да и с латинским языком у нее были затруднения, хотя она жадно впитывала новые слова и понятия. Впрочем, в Риме многие говорили на койне, здесь было немало греков, но это вряд ли помогло бы ей в случае бегства.
Конечно, Сагарис не сомневалась, что с двумя верзилами-нубийцами, торчавшими у двери ее узилища денно и нощно, она легко справится с помощью подручных средств. Девушка незаметно для повара (спустя какое-то время ей позволили посещать хозяйственные помещения виллы) умыкнула длинный железный вертел, хорошо наточила его острие, и теперь этот с виду мирный кухонный инструмент вполне мог заменить меч. А в качестве щита она наметила большой бронзовый кувшин с широким туловом, в котором находилась вода для омовения.
Однако Сагарис обладала здравым умом, и после долгих дней и ночей отчаяния, охватившего ее после пленения и терзавшего девушки всю дорогу до самой Остии, она будто заледенела и стала размышлять хладнокровно и беспристрастно. Воительница вдруг вспомнила слова предсказательницы Фарны, что Язата к ней по-прежнему благосклонна. А значит, все то, что с ней происходит – это наказание за нечестивую любовную связь с сыном царицы Томирис и тяжкое испытание, ниспосланное богиней для укрепления ее духа.