Сакура и дуб (сборник)
Шрифт:
«Жесткая верхняя губа»
«Петухи и бульдоги» – так назвал лондонский публицист Ричард Фабер одну из глав своей книги «Французы и англичане». Ведя речь о соседях за Ла-Маншем, англичане любят противопоставить задиристости галльского петуха свою бульдожью хватку; эмоциональной подвижности – сдержанность и самообладание, способное в трудную минуту перерастать в упрямую одержимость.
Вряд ли есть смысл в попытках вывести для целого народа некий общий знаменатель, скажем, навешивать на испанцев ярлык «гордых» или на шведов ярлык «флегматичных». Тем не менее каждому народу присущи свои отличительные черты, уяснив которые легче переходить от поверхностных схем и стереотипных образов к более полному и объективному представлению. Есть народы, в характере которых доминирует экспрессивность,
К другой категории можно отнести народы, в характере которых преобладает уже не экспрессивность, а репрессивность, то есть самоконтроль, и которые рассматривают свободное, необузданное проявление чувств как нечто неподобающее, вульгарное, антиобщественное. Англичане, считающие самообладание главным достоинством человеческого характера, пожалуй, относятся ко второй категории.
Слова «держи себя в руках» поистине можно назвать их первой заповедью. Чем лучше человек умеет владеть собой, тем, на их взгляд, он достойнее. В радости и в горе, при успехе и при неудаче он должен сохранять «жесткую верхнюю губу», то есть оставаться невозмутимым хотя бы внешне, а еще лучше – если и внутренне. С детских лет в англичанине воспитывают способность к самоконтролю. Его приучают спокойно сносить холод и голод, преодолевать боль и страх, обуздывать симпатии и привязанность. Ему внушают, что человек должен быть капитаном собственной души.
Считая открытое, раскованное проявление чувств признаком невоспитанности, англичане подчас превратно судят о поведении иностранцев, подобно тому как иностранцы нередко превратно судят об англичанах, принимая маску невозмутимости за само лицо или же не сознавая, зачем нужно скрывать свое подлинное душевное состояние под такой маской. Слов нет, способность человека чувствовать одно, а выражать на своем лице нечто другое может служить и нередко служит почвой, на которой произрастает лицемерие. Джон Голсуорси убедительно показал это в одном из своих ранних романов – «Остров фарисеев». Однако ставить во всех случаях знак равенства между самообладанием и лицемерием было бы неправомерно. Разве не культом самообладания порождена, к примеру, завидная способность англичан проявлять себя с самой лучшей стороны в самые худшие минуты жизни?
Недемонстративные в радости англичане, напротив, демонстративны в беде, точнее, в умении ее игнорировать. Именно тогда проявляется их окрашенный юмором оптимизм. Именно перед лицом трудностей их умение владеть собой перерастает в упрямую одержимость. Англичане высоко ценят способность сохранять спокойствие и даже недооценивать степень опасности в критические моменты. Они особенно превозносят эти качества во время поражений, вроде гибели «Легкой бригады» под Балаклавой во время Крымской войны или эвакуации британской армии, окруженной гитлеровцами в Дюнкерке. Дюнкеркская эпопея была, разумеется, не победой, а дорогостоящим отступлением. Однако «дух Дюнкерка» сразу же вошел в отечественную мифологию как проявление лучшей, и притом наиболее существенной, черты британского характера.
Назидательные истории, которыми потчуют английских школьников, любят возвеличивать самообладание героев прошлого. Такова, например, притча о том, как Френсис Дрейк остался доигрывать партию в кегли даже после того, как ему доложили, что испанская армада приближается к английскому побережью. Способность хладнокровно реагировать на кризисные ситуации англичане считают самой привлекательной стороной своего характера.
Мне довелось дважды в жизни пережить неприятные минуты на борту самолетов, совершавших вынужденную посадку вслепую. И оба раза англичан было легко узнать среди других пассажиров, причем отличались они от остальных в лучшую сторону. Дремлющий в англичанах бульдожий нрав служит основой и их добродетелей, и их пороков. Одержимость эта противоборствует даже с присущим им здравым смыслом и одерживает над ним победу. Это бульдожье упрямство дает о себе знать и в большом, и в малом. Достаточно, к примеру, подтолкнуть англичанина, чтобы он тут же сделал шаг в противоположном направлении. Причем такое инстинктивное сопротивление будет возрастать прямо пропорционально
Попробуйте проявить нетерпение в лондонской закусочной, лавке или поликлинике, и тут же убедитесь, что попытки привлечь к себе внимание приносят лишь противоположный результат, что куда лучше безмолвно и терпеливо ждать. Требовать, добиваться, негодовать – значит вести себя не по-английски. Это, впрочем, отнюдь не означает, что англичане вовсе не любят ворчать. Совсем наоборот: тут то и дело слышишь, что ворчание для них – своего рода национальный спорт. А коли так, то в данном пристрастии должны быть и свои неписаные правила. Основное из них, пожалуй, можно сформулировать как правило обратной пропорции: чем незначительнее повод, тем больше полагается по нему ворчать, и наоборот.
Неудивительно, что излюбленной англичанами темой для ворчания служит погода: во-первых, потому, что проблема эта не сходит с повестки дня круглый год, а во-вторых, потому, что погода, как и метеослужба, нечувствительна к критике. Англичанин с детства приучен считать, что любые жизненные испытания – от розог в школе до нетопленой спальни дома и карточной системы в годы войны – это не повод роптать, а дополнительный шанс закалить характер. Он умеет быть скептиком в радости и стоиком в беде – не драматизируя ни улыбки, ни гримасы жизни. Правило обратной пропорции имеет у англичан еще одно применение: по мере того как та или иная тема становится все более неуместной для ворчания, она делается все более достойной темой для юмора. Парадоксально, но факт: как только люди перестают о чем-то ворчать и принимаются на сей счет шутить, значит, дело плохо! Способность сохранять чувство юмора в трудные минуты англичане ценят как первостепенное достоинство человеческого характера. Считается не только естественным, но чуть ли не обязательным шутить в шахте, когда спасатели извлекают оттуда горняков, засыпанных обвалом. Английские санитары «Скорой помощи» держат в памяти целый набор хорошо подготовленных острот, достойных профессиональных комедиантов. Человек, которого пожарные только что вынесли из горящего здания, перво-наперво старается сострить что-нибудь насчет крема от загара. Английский школьник, путающий даты восшествия на престол прославленных монархов, наизусть помнит слова, которые Томас Мор сказал палачу у эшафота перед лондонским Тауэром:
– Вы уж помогите мне только подняться наверх, а уж вниз-то я как-нибудь спущусь сам…
В своей книге «Английский юмор» Джон Б. Пристли признает, что большинство зарубежных путешественников пишут об обитателях Туманного Альбиона как о людях угрюмых и мрачных, склонных к пессимизму и меланхолии. Фраза о том, что «англичанин приемлет наслаждения с печальным видом», повторяется на все лады, как и модное в прошлом веке выражение «английская тоска», или «английский сплин». По словам Пристли, гости из-за Ла-Манша заблуждаются, подходя к разным народам с одинаковой меркой. Жизнь во Франции, подчеркивает он, замешена на остроумии, тогда как жизнь в Англии замешена на юморе. Но французское остроумие расцветает в общественной атмосфере. Даже путешественник, не знающий языка, ощущает его искрометность на многолюдных бульварах, наблюдая оживленные группы за столиками кафе.
Английский юмор представляет собой нечто сокровенное, частное, не предназначенное для посторонних. Он проявляется в полузаметных намеках и усмешках, адресованных определенному кругу людей, способных оценить эти недомолвки как расплывчатые блики на хорошо знакомых предметах. Вот почему юмор этот поначалу чужд иностранцу. Его нельзя ощутить сразу или вместе с освоением языка. Его можно лишь отфильтровать как часть аромата страны, причем самую трудноуловимую его часть. Умение встречать трудности юмором и оптимизмом, бесспорно, источник силы англичан. Но склонность преуменьшать, даже игнорировать неприятности, выдавать желаемое за действительное подчас толкает их к самообману и становится источником их слабости.
Когда англичане говорят о «жесткой верхней губе», за этим, стало быть, стоят два понятия: во-первых, способность владеть собой – культ самоконтроля, и, во-вторых, умение подобающим образом реагировать на жизненные ситуации – культ предписанного поведения. Ни то, ни другое не было свойственно англичанам вплоть до XIX века. И природа этих черт – ключ к пониманию английского национального характера, считает Джеффри Горер, чье фундаментальное социологическое исследование уже упоминалось выше.