Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы

Смирнов Сергей Анатольевич

Проехав еще немного, рыцарь Джон остановил коня, и у него за спиной разом стих цокот копыт остальных жеребцов.

– Пресвятая Дева!
– прошептал он в испуганном изумлении, - Да ведь это же Эммаус!

Действительно, огни горели как раз в том месте, где, по преданию, пророк Иса после своего чудесного воскрешения явился на дороге двум своим ученикам.

С детства не страшась ночи, я, однако, и сам бы не на шутку встревожился, если бы в начале пути не прочел тех слов на маленьком куске пергамента.

– Там нас ожидает короткий привал и славное угощение, - попытался я успокоить доблестного рыцаря.

По неясному во тьме движению его руки,

можно было угадать, что он перекрестился.

– Хоть райские кущи посули, я на милю не подойду!
– пробормотал рыцарь Джон.

– Боишься, что твой пророк Иса накажет тебя за присягу королю-иноверцу?
– не сдержавшись, уколол я рыцаря.

Мне всегда было любопытно испытывать христианские души, чтобы понять, как они устроены.

– Бог таких красных огней не зажигает, - твердо сказал рыцарь Джон, будто повидал уже все огни: и на небесах, и в преисподней.
– Туда, верно, забрались бесы. Да и сам ты бес! Хоть убей, туда не пойду!

Остальные тоже уперлись на месте и угрюмо молчали. Хорошо, что хоть не блеяли испуганно.

Признаться, я растерялся, не зная, что делать. Однако великий султан, мир да пребудет над ним, оказался прозорлив. От Эммауса к дороге быстро потекла вереница факелов, и вскоре отряд был окружен двумя десятками всадников из личной стражи султана. На мою радость, их привел катиб аль-Исфахани. Он обратился к рыцарю Джону с такими словами:

– Великий султан, да возвеличит его Аллах над всеми властителями, велит кафиру, присягнувшему ему на верность, вместе со своими воинами посетить место, священное для всех христиан.

"Такое паломничество им и не снилось!" - пришла мне в голову веселая мысль.

В безлюдном месте, где когда-то находилось селение Эммаус, остались развалины христианского храма, построенного ромейской царицей Ириной* и разрушенного пять веков назад, в пору персидского нашествия на Палестину. В ту ночь сохранившееся щербатые стены были освещены огнями изнутри и снаружи, и перед входом в базилику был поставлен стол с нехитрым угощением - овечьим сыром и вином, уже разлитым по глиняным плошкам.

Всех оруженосцев задержали за две сотни шагов от того места, а благородным воинам велели сесть за стол. Место в его главе осталось пустым.

Кафиры сели и бессильно опустили руки: каждый из них боялся первым потянуться к вину, которого им не посылал Бог с первого дня заточения. Они опускали глаза и стыдливо глотали слюну.

Я сделал знак рыцарю Джону.

Тот неторопливо, но уверенно потянулся к плошке, также неторопливо пригубил, и, обведя воинов неясным взглядом, очень сдержано проговорил:

– Благословим Господа, братья! Прекрасное вино.

В следующий миг меня пронизал озноб, ибо даже мне происшедшее показалось чудом.

А произошло вот что: из мрака на свет внезапно и совершенно беззвучно выступил сам великий султан Юсуф и без церемоний сел во главе стола, как первый среди равных.

Лица кафиров окаменели, однако султана ничуть не разгневало то, что никто из них не только не вскочил с места, но даже не смог произнести ни единого слова приветствия.

Великий султан, только обвел их бесстрастным взглядом, потом мягко улыбнулся и рек:

– Вино создано для вас, кафиры. Без него ваша кровь стынет и замедляет свой ток по жилам. Пейте, и пускайтесь в путь наперегонки со своей кровью.

Воины повиновались, отхлебнули по глотку, и в их глазах сразу вспыхнули живые огоньки.

Однако мудрый султан не ждал и не требовал от них благодарности.

– Не сегодня, так завтра вы затеете между

собой спор о том, зачем мне, султану, понадобилось спасать вашего малика, моего врага, - изрек он, - и этот спор затруднит ваш путь, как камни, что осыпаются на дорогу, проходящую через глубокое ущелье. Поэтому я сам, султан Египта и Сирии, решил заранее расчистить вашу дорогу. Слушайте и запоминайте мои слова. Ричард - самый доблестный малик и воин среди христиан. И он заключил со мной договор. И мы дали друг другу слово, что, когда он подавит смуту в своей стране и утвердит свой трон, он вернется. Тогда мы вновь станем друг перед другом и спросим Всемогущего Бога, на чьей Он стороне. Тогда всем откроется правда. Но Иблис* не любит правды и действует неправедными путями. То, что случилось с маликом Ричардом, - несомненно происки Иблиса... Среди вас есть франки. Я слышал, что малик франков также обладает алмазной честью и стальной доблестью*. Однако он не заключал со мной договора. Я слышал, что император германцев* тоже был доблестным воином, но он утонул, когда подступил к пределам моих земель. Значит, такова была воля Всемогущего. Остается только малик Ричард. То, что случилось с тем, кого называют Львом, прибавляет наглости собакам. Они начинают сбиваться в стаи и лаять на львов. Надеюсь, храбрые воины, в ваших сердцах останутся мои слова, слова султана.

Рыцарь Джон поднялся и сказал прежде, чем величественно поклониться повелителю правоверных:

– Мы вполне уразумели твои слова, великий султан, и до самой смерти сохраним их в памяти.

Приняв поклон предводителя кафиров, султан так же просто покинул скромную трапезу. Но перед тем, как вновь кануть во тьму, он сделал мне знак. Я последовал за повелителем, и он сообщил мне нечто, вновь удивившее меня до глубины души.

– Дауд, у меня сегодня было прозрение, - рек он.
– Этот кафир будет расспрашивать тебя о жизни султана. Расскажи ему все, что знаешь. С начала и до нынешнего дня. Пусть твоя история упадет, как семя, на просторы дар аль-харба... У меня есть предчувствие, что малика Ричарда спасет истинный воин Пророка. Лучшего и желать нельзя.

Великий султан сел на коня и в сопровождении своей стражи поскакал в сторону Священного Города. Очень скоро стук копыт стих, а я долго стоял в одиночестве между дорогой и столом, за которым сидели рыцари и вспоминали посещение султана, будто еще один необыкновенный сон.

Я понимал, что султан поступил очень мудро, явившись кафирам в том самом месте, где они в страхе и благоговении могли бы ожидать явление своего пророка. Но желание султана открыть рыцарю Джону свою жизнь, оставалось для меня неразрешимой загадкой. Ломая над ней голову, я вернулся к кафирам. Вино было выпито, сыр съеден. Не похоже, что воины все еще остерегались каких-то бесовских козней. Однако они молчали, прислушиваясь к темноте и, видно, ожидали новых чудес, а приглушенные голоса доносились только с той стороны, где во мраке толпились оруженосцы.

Я с напускной веселостью сообщил воинам, что чудес до рассвета больше не предвидится, а потому пора в путь.

Мы оставили Эммаус. Воины часто оглядывались, но как только мы выехали на дорогу, все огни в Эммаусе разом погасли. Конечно, кафиры вновь несказанно удивились. А вскоре, к моему собственному удивлению, рыцарь Джон обратился ко мне с просьбой:

– Султан появился и исчез, как призрак. Нелегко служить призраку. Об этом великий султан сам предупреждал меня... Дауд, ты можешь рассказать мне о нем? Как он родился, как возрастал, как достиг могущества...