Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Не успел вдогонку упавшему в море снаряду полететь следующий, как я сам едва успел увернуться от стремительной, как молния, смерти. Кинжал, брошенный магрибинцем, просвистел мимо моего уха на расстоянии осиного жала. Этот магрибинец давно догадался, кто здесь главный зачинщик бунта.
Он оказался не только наблюдателен, но и очень расчетлив: знал, что второго броска сделать не успеет, поскольку перед ним не обычный воин, с которым возможен скучный, долгий поединок с кровопусканием и хрустом костей. Мы - оба были из тех, кто убивает мгновенно, порой незаметно для самой жертвы.
Едва звякнули об палубу его рабские цепи, как я уже услышал
"Очень плохо!"" - подумал я, ожидая, что он все же всплывет не слишком далеко и мне еще удастся достать его вторым кинжалом. Краем взора я успевал еще следить за полетом нового снаряда. Не было сомнения в том, что магрибинец - отличный пловец и, несмотря на холодную воду, устремиться вовсе не к "трапезундскому быку", а к берегу, расстояние до которого не превышало полутора миль... Значит, мои хозяева должны были скоро узнать о моей измене...
Тем временем, раскаленный горшок падал прямо на середину галеры.
И вдруг случилось чудо! Снаряд с греческим огнем вдруг повис в одном локте от палубы, а потом отпрыгнул в сторону, как мячик, и нырнул в воду!
Оказывается, сквайр Иван, собрав еще трех оруженосцев, умело растянул сеть и принялся ловить огненные звезды, словно рыбу!
Гребцы трудились изо всех сил. Их уже подгонял не хозяин, а сама огненная смерть. Но и на "быке" меткие метатели тоже превзошли себя. Они выпустили три снаряда почти одновременно.
Отменный рыбак Иван и его помощники поймали в сеть первый снаряд и с веселыми шутками отправили его за борт.
А Эсташ-Вепрь совершил невиданный подвиг, проявив великое мужество и удивительную смекалку. Он попытался поймать другой снаряд руками, и это ему почти удалось. Он в прямом смысле встал грудью на пути огненной смерти. Если бы горшок ударился о палубу, то, верно, адское пламя сразу разилось бы во все сторону, облило бы многих гребцов и корабль потерял бы ход. И тогда бы уж нам несдобровать. Но Эсташ-Вепрь принял весь огонь на себя. Снаряд, видимо, оказался скользким: он проскочил через мощные руки Эсташа и раскололся у него на груди. Поразительным было то, что Вепрь устоял от удара! Но он сразу весь обратился в ослепительно пылающий столп. Все море и весь звездный свод небес были потрясены его страшным ревом. Поразительным было и то, что Эсташ д'Авьен нашел в себе силы пройти несколько шагов, стискивая горящими руками расколотый горшок и оставляя за собой на палубе огненный шлейф. Не выпуская огненное яйцо, он перевалился через борт в море. Большое облако пара поднялось над палубой, и, наверно, вместе с этим облаком поднялась в темные небеса душа Эсташа-Вепря. Полагаю, если он и совершил в своей жизни какие-нибудь тяжкие грехи, достойные вечных мук в адском пламени, то явно искупил их все в последние мгновения своей жизни.
Третий снаряд все же стал заслуженной наградой метателям. Должен был случиться перелет, однако, всем на удивление, горшок с горючей смолой угодил прямо в верхнюю часть мачты и обрушился вниз огненным змеем.
Дело было сделано: наш корабль не на шутку разгорелся. Однако мы уже успели подойти к "быку" достаточно близко. Выстрелов больше не последовало: то ли метателей поразило явление огненного человека, то ли их катапульты не были рассчитаны на чересчур малое расстояние.
В последний миг кормчий "быка" стал разворачивать судно, явно испугавшись, что мы протараним его носом. Это оказалось нам на руку: не пришлось разворачиваться самим, чтобы стать к ним бортом. Наша галера прошлась носом по чужим веслам, что не успели убрать, послышался треск и на "быка" полетели абордажные крючья.
За миг до того, как мы "поцеловались" с ошеломленным противником, Ренье-Красавчик совершил роковую ошибку. Он весь так и пылал местью за Эсташа-Вепря. Высоким голосом он изрыгал страшные проклятья и с мечом наперевес первым прыгнул на "быка" прежде, чем мы сошлись с ним бортами. Видно, раньше, до плена, он был легок и прыгуч, однако в застенке его мышцы потеряли былую силу и упругость. Достав одной ногой до борта, он не смог донести до него весь свой вес. Не удержавшись, он сорвался вниз, но успел ухватиться руками за борт. Верно, он погиб бы от вражеского меча, даже если бы хватило времени на последние усилие. Но Ренье де Фрувилю суждено было погибнуть буквально от рук своих же товарищей. Они изо всех сил подтягивали к себе за веревки чужой корабль, и прежде, чем Ренье успел перебросить на него свое тело, корабли сошлись бортами и раздавили славного рыцаря. Раздался хруст костей, стон Ренье утонул в его предсмертном хрипе, и так мы, не успев начать первое сражение, потеряли еще одного благородного воина.
Рыцарь Джон Фитц-Рауф страстно желал боя, хотел размяться, проверить свои силы, но никакого боя не получилось. Корабельная стража "трапезундского быка" только тупо пялилась на нападавших. Наверно, ее ошеломил чудовищный рев Огненного Вепря и отчаянный, хоть и не удачный, прыжок Ренье-Красавчика. Потери побежденного "противника" оказались вдвое меньше наших: рыцарь Джон отмахнулся мечом от одного из стражей, замешкавшегося на его пути, и в итоге успела посторониться с дороги только его голова.
– Так что же случилось с везирем Ширку?
– громко спросил меня рыцарь Джон, оглядевшись вокруг и с удивлением заметив, что воевать уже не с кем.
– Он умер. Умер. Но чуть позже, - крикнул я ему в ответ, озабоченный еще одним небольшим делом.
Моей целью был Альдо Неро. Камбала умел слиться с "дном", и теперь я не сразу нашел его глазами - так уютно и неприметно сидел он, прижавшись спиною к борту и опасливо наблюдая за происходящим. Я сдался и позвал его в полный голос.
– Я здесь, Дуччо!
– осторожно откликнулся он.
– Может, ты объяснишь мне по старой дружбе, кто кого должен был отправить в преисподнюю, а то у меня голова идет кругом.
– И не пытайся понять, Альдо. Иначе вовсе спятишь. Тут слишком хитро все завязано, - честно признался я ему.
– Одно могу сказать: я заглянул сюда к тебе только для того, чтобы спасти твою жизнь. По старой дружбе.
Камбала захлопал глазами.
– Стоит тебе теперь сойти на берег в Яффе, как тебя прирежут прямо на пристани, - предупредил я его о том, о чем не знал, но совершенно ясно догадывался.
– Ты и я - мы оба теперь слишком много знаем. Сколько тебе обещали?
– Триста динаров.
– По глазам Альдо, ярко сверкавшим при свете пожара, было видно, что он говорит правду; возможно, первый раз в своей жизни.
– Я постараюсь дать тебе четыреста, если ты присоединишься к нам и поведешь корабль в том направлении, какое тебе укажу, - попытался я соблазнить его.
Альдо Неро стал неуклюже выбираться из своего укромного уголка: у него затекли ноги.
– Четыреста, говоришь. Стоит подумать, - кряхтя, пробормотал он.
– И куда тебя несет нелегкая?