Саламина
Шрифт:
Они очень быстро отвергли мое первое предложение платить по установленному для их услуг тарифу, которым меня снабдил начальник торгового пункта. Тариф исходил из затраты времени и, следовательно, обеспечивая уплату за задержки, мог бы, казалось, считаться приемлемым для любого времени года. Но этого, сказали они, недостаточно. Сколько я согласен заплатить? Я повысил цену и добавил премию. Они приняли мое предложение. Но (я установил, сколько буду платить каждому человеку) они хотели, чтобы ехало восемь человек. Я был поражен: столько народу! Ну что ж, я согласился. Назначили отправление на завтра, если прояснится. Выразив свое удовлетворение, они ушли. Вечером были танцы; очень удачный
— Что случилось? — спросил я.
— Они требуют еще денег, — сказал Нильс Дорф.
Нильс — гренландец, честный, дружелюбный, щедрый человек. Он учился арифметике в школе и приобрел приятные манеры в Дании. Характер у него мягкий, бесхребетный.
— Что мне делать? — спросил я его.
— Что ж, если они требуют еще, — посоветовал мой адвокат, — мне кажется, им следует заплатить.
На этот раз они назвали общую сумму за поездку.
— Хорошо, — сказал я, — эту сумму я плачу. Погода начала проясняться, завтра в шесть отправляемся.
В шесть часов — утро было тихое и ясное, — когда мы с Давидом укладывали вещи на сани и запрягали наших пятнадцать собак (я купил пять собак у Нильса), ко мне подошел старший экипажа.
— Пятеро, — сказал он, — не хотят ехать.
— Господи! Так пусть не едут. Нанимайте других, все равно кого, давайте выезжать!
Он нашел двух, он знает еще кого-то, кто живет в нескольких милях дальше по берегу и согласится ехать. Мы выезжаем на трех переполненных санях.
Переехав на материк, на полуостров Нугсуак, — ибо Какертак, как показывает само название, остров, — мы едем по суше четыре мили вдоль берега. Тут, высоко на берегу, засыпанная снегом, покоится наша лодка. Принимаемся за работу и каким-то образом ее откапываем. Море у берега в этом месте забито льдинами; лодку спустить на воду негде. Пристраиваем вокруг лодки лямки, запрягаем пятнадцать собак и трогаемся в гору, потом, пройдя полмили, движемся вниз. С высокого ледяного уступа — сейчас отлив — спускаем лодку, сталкиваем ее на лед и нагружаем. Собаки бодро бегут рядом с нами, мы толкаем лодку по ледяному припаю и вот она на воде. Давай собак в лодку, влезайте все! Выбираемся, отталкиваясь шестами, из плавучих льдин на чистую воду. Дует легкий попутный ветер с берега, мы поднимаем парус. Пристаем в нескольких милях дальше по берегу, чтобы взять на борт человека; захватив его, поворачиваем на Диско.
За исключением старшего, рулевого, похожего на мрачного Данте с дурным глазом, экипаж был веселый. Компания с удовольствием бездельничала весь день, позволяя ветру делать за нее всю работу. Она разговаривала, смеялась, курила мои сигареты. Она ела мою провизию, а покончив с ней, каждый вытащил свою и ел ее, ни с кем не делясь.
Им нравились мои вещи и хотелось получить все, что мне принадлежало: мою трубку, часы, примус. Рулевой ничего не просил, ни над чем не смеялся, ничему не улыбался, ни с кем не разговаривал, мрачно смотрел на всех. Его бледно-зеленые глаза зловеще светились на темном лице.
Мы предполагали высадиться в удобном месте на острове Диско, проехать на санях вдоль ровного берега острова до поселка Скансен и там переночевать. Но, когда мы приблизились к суше, компания, по-видимому живо заинтересованная в нашем благополучии, стала сокрушаться, что мы делаем попытку высадиться на берег. Снег глубок, говорили компаньоны, местами непроходимые сугробы, никак не добраться до Скансена. Лучше они доставят нас туда на лодке. И мы как дураки пошли на это; Давида — я видел, что он колеблется, — уговорили. Стали торговаться об условиях; договорились. Изменив курс, по чистому летнему морю пошли на веслах в Скансен.
Однако
Холодно было в конце дня, а ночью еще хуже. Бесконечное неподвижное сидение с ногами в ледяной каше, тогда как нам нужна была грелка. Нет, мы плыли морем не ради забавы, а рассчитывали ускорить путешествие, если даже и не ускорить, то хоть наверняка попасть в Скансен.
Наконец мы добрались туда, но время было уже далеко за полночь. Пристали к низкому крутому, покрытому гравием берегу. Высадившись, подняли сани наверх, толкая их по расселине (часть экипажа помогала нам), и достигли ровного места. Кругом были рассыпаны темные массы домов, а немного дальше виднелось большое строение — дом начальника торгового пункта. Туда-то мне и нужно было.
Приблизившись к темному, безмолвному, неприветливому дому, я заколебался.
— Зовите его, — настаивал мой экипаж, распахивая двери, — зовите его, входите.
И мы ввалились в дом все сразу. Я громко позвал хозяина. Мне ответил мужской голос. Открылась внутренняя дверь, и показалась высокая, похожая на привидение фигура очень доброго на вид человека в нижнем белье. Чувствовалось, что он добр, об этом же говорил его спокойный низкий голос. Он зажег свечу и повторил свое приглашение. Затем, натянув носки и ботинки — все время разговаривая при этом со мной самым веселым голосом, — отправился присмотреть за размещением моих вещей, а его жена, возившаяся около кухонной плиты, несмотря на мои вежливые и неискренние возражения, стала накрывать стол к ужину. Эта гренландская пара, Мозес и его жена, — лучшие и добрейшие люди во всей Гренландии. Чтобы убедиться в этом, мне не потребовалось много времени. У нее была хорошая голова, а у него хватало ума понимать это. Она была очень культурная женщина. Об этом говорили хороший вкус, с каким был убран дом, необычайная чистота в нем, превосходное качество хлеба, ее интересы, о которых я узнал из разговора с ней, ее манера принимать гостей.
Когда через час с лишним мне захотелось приклонить свою голову, Мозес проводил меня в удобную спаленку наверху (там уже был разведен огонь) и показал такую мягкую постель, о какой усталый человек может только мечтать.
Мой экипаж явился к завтраку. Они требовали денег. Часть платы им полагалось получить, когда они вернутся в Какертак: так было договорено с ними и с начальником торгового пункта Нильсом. Нет, они хотели, чтобы я расплатился с ними полностью сейчас. Я заплатил. Мог ли я знать, что они получат второй раз с Нильса? Они это сделали. И едва мы с Давидом вновь тронулись в путь, как убедились, что их россказни о снежных заносах — чистая ложь. Берегись Какертака, о путешественник!
Расплатившись с пиратами и купив сани, мы занялись ловлей собак: пять собак, приобретенных в Какертаке, сбежали.
К счастью, недавно выпал снег, и мы скоро отыскали их следы на близлежащих холмах. Следы вели то на гору, то вниз, то по кругу, и наконец мы увидели всех пятерых беглянок вблизи дома. Запрягли собак и выехали в полдень.
Проводником у нас был человек, о котором я уже рассказывал, — тот самый, который научил жену вести себя как следует, исколотив ее палкой. Это превосходный проводник и лучший каюр в поселке самых лучших, как говорят, каюров в Гренландии. Жители Скансена — углекопы. В летнее время на холмах в глубине острова они открытым способом добывают уголь, зимой переправляют его и перевозят дальше в Годхавн на продажу. Санный путь вверх и вниз по склонам холмов острова Диско — тяжелый путь.