Саломея
Шрифт:
– Из-за отрезанной головы? – осведомилась Елена.
– Да, из-за нее. – Журбин будто очнулся и заговорил громче: – Значит, Шапошников держался невозмутимо, как ни в чем не бывало? Надеюсь, вы ему ни на что не намекнули?
– Представьте, удержалась, – иронично ответила женщина. – Да и вообще, мы разговаривали не больше двух-трех минут. Зато у меня появилась очень интересная информация о событиях той ночи, когда погиб профессор.
Она сделала интригующую паузу, рассчитывая, что следователь оживится и примется расспрашивать, но Журбин отреагировал до обидного
– Чем же эта информация интересна?
– Помните, Кира говорила, что слышала шум, находясь в своей квартире, перед самым уходом? То есть примерно в то время, когда погиб профессор?
– Ну, так что же?
– Я тогда сказала вам, что у милиционера со второго этажа была бурная вечеринка, и это могли шуметь его гости. Так вот, гости разошлись до трех часов пополуночи. Это мне сказала ночная вахтерша, она очень хорошо все помнит.
– Милиционер… Это Александр Папцов, он еще у меня не был, – пробормотал Журбин. До Елены донесся приглушенный шелест бумаг, следователь явно разбирал завалы на своем столе. – Значит, гости разошлись среди ночи… А вы молодец, провели самостоятельное расследование.
– И еще! – Тронутая похвалой, Елена заговорила с еще большим воодушевлением: – В то утро, когда произошло убийство, дневная вахтерша явилась на пост с опозданием. Спустилась она откуда-то сверху, и ее сменщица уверена, что та подслушивала под дверьми. Это за ней водилось, оказывается…
– Стойте, не частите! – попросил Журбин несчастным голосом. – Дневная вахтерша – это та сухонькая старушка в беретке, которая труп нашла?
– Она самая.
– А, вот кто это… Ну да, любопытная особа, только вот рассказать она нам сумела мало. Говорите, подслушивала? А в какие часы конкретно?
– Пришла на пост в семь тридцать утра, с опозданием в полчаса. А сколько времени провела за подслушиванием – определить невозможно, может, всю ночь. Во всяком случае, Юлия клянется, что ночью Анастасия Петровна мимо нее не проходила. Значит, так и была наверху!
– Вот, нашел – Анастасия Петровна Кирюхина… Проживает… Тот же дом, глядите-ка, а подъезд?
– Подъезд другой, – раздраженно бросила Елена. – Поймите же, она не дома ночевала, а в чужом подъезде или в чужой квартире. Конечно, не наше дело, но если речь идет об убийстве, все становится важным!
– Вот именно, если речь идет об убийстве… – пробормотал следователь и тяжело вздохнул: – Что ж, спасибо за информацию, она действительно ценная. Только вот беда – информации у меня все больше, а смысла во всем этом я вижу все меньше. Нет ничего хуже, чем такие дела. Кажется, все само идет в руки, а в последний момент раз! – и ускользает, уплывает на глубину… Вы когда-нибудь пробовали голыми руками удержать живую рыбу?
– Много раз, когда готовила.
– Приятное ощущение?
– Мерзкое! – содрогнулась Елена. – Особенно когда начинаешь отрезать ей голову…
Она запнулась, сообразив, что эта метафора не к месту.
– Значит, вы меня понимаете, – удрученно проговорил ничего не заметивший Журбин. – Ну, надеюсь,
– Вы по-прежнему не боитесь, что я его предупрежу об аресте? – спросила Елена, озадаченная такой откровенностью.
– А он уже арестован! – легко ответил Журбин. – Взяли сразу после поминок, во дворе, рядом с его машиной.
– Вот как! Значит… уже? – бессвязно произнесла она.
– А чего ждать? Чтобы он догадался, что пахнет жареным, и удрал?
– Вы предъявили ему обвинение в краже или…
– Не спешите, Елена Дмитриевна, до обвинений еще дойдет! – Тон следователя сделался шутливым, словно он внезапно вспомнил нечто приятное. – И если я прав в своих догадках, это действительно будет самое интересное мое дело…
Журбин положил трубку неожиданно, не попрощавшись, будто его внезапно отвлекли. Елена вновь присела к столу, за которым делала маникюр, взяла флакончик с лаком и тут же поставила его на место. У нее было ощущение, будто она, сама того не желая, сделала подлость, и женщина в сотый раз за день спросила се– бя, не должна ли была предупредить Михаила об опасности. «Но почему он сам не сбежал, если виноват? Почему?!»
Она приказала себе успокоиться. «Завтра собеседование, а я проваляюсь всю ночь без сна, на рассвете приснится кошмар с Мишей на автостраде, и я приду в отдел кадров с таким помятым лицом, будто явилась прямиком из клиники для нервнобольных. Если он виновен, пусть ответит. Если невиновен – сумеет оправдаться!»
Елена снова принялась покрывать ногти лаком, стараясь не думать о том, как часто люди «отвечают» за чужую вину и как трудно оправдаться, если судьба поворачивается к тебе спиной.
Глава 13
Хотя собеседование назначили на половину одиннадцатого, Елена была на месте уже в десять и ерзала на жестком стуле перед дверью отдела кадров. Коридорчик был такой узенький, что любой человек, проходя по нему, задевал сидящую на стуле женщину, а она лишь поджимала под сиденье ноги и инстинктивно откидывала назад голову, пытаясь уклониться от столкновения. Наконец ее вызвали.
Молодая, ухоженная женщина в очках, с виду – ее ровесница, улыбнулась Елене ярко накрашенными малиновыми губами, отчего той сразу стало легче. Она ответила бледной улыбкой и присела к столу. Кадровичка начала с места в карьер:
– Вы сами понимаете, какое сейчас время, сколько опытных специалистов осталось без работы в связи с сокращениями… А вы ведь никогда в гостиничном бизнесе не работали?
– Нет, но всегда хотела. – Елена сама толком не понимала, что говорит, она даже не могла заставить себя приврать. Волнение было слишком сильным. – И я общительная.
– Да? – с сомнением проговорила кадровичка, глядя на нее сквозь прямоугольные стекла очков. Ее лицо, тщательно припудренное, подмазанное, носило печать заученной приветливости, и Елена вдруг пересталa доверять дежурной улыбке, поначалу так ее ободрившей. – Это хорошо, конечно, но этого мало. Какими иностранными языками владеете?