Салон 1-67 - Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot,ru

Неизвестен 3 Автор

Гена Скарамуш

* * * Казалось - все: я память стеp... Но кучке тлеющего хлама Хватило стpочки Мандельштама, Чтоб снова запылал костеp. * * * Если, пpоснувшись, ты снова увидишь веки Это не смеpть. Это только ее ожидание. Пpосто, pождаясь на самой веpшине голоса, Счастье всегда умиpает на кончике слуха. * * * ...Сочится свет в закрытое окно, И шторы, как тяжелые ресницы. А я смотрю запретное кино О тех, кто жив, но не успел родиться. Все сделано давно и решено, Хоть я порой и всматриваюсь в лица, Но мне, должно быть, тоже все равно. И я переверну твою страницу... Не плачь! Ведь это - грустное кино.

Вечер Где меня находит вечер? В брызгах солнца, в играх слов. Он ко мне подводит вечность Но на несколько шагов. Он меня за строчку ловит И таскает по лугам. Он давно меня готовит К этим нескольким шагам.

* * * Эта гладкая летопись медленных дней... Не дождавшийся рифмы - не бегай за ней!

Чем синей будет небо - тем жажда сильней, Распахнувшая пенные губы коней. На обрыве, знакомом нам с кем-то вдвоем, Буду думать о море, а небо - твое. На два голоса спели, в один не споем: Ты услышишь свое, я услышу свое. * * * Бисквитом тает сон в ресницах, Прощая утру смерть свою. Подставлю руки под струю Всего, что хочет приглючиться. На грани солнца и алмаза, На грани лжи и бытия Рождалась музыка моя Слезинкой в красной щелке глаза. Сквозь грязь моих слепых исканий Она божественным цветком Взошла и напоила дом Игристым молодым сверканьем. * * * Всплески парного рассвета - у самых ресниц! Вздрогнули пальцы, коснувшись приснившихся струн. Голос серебряно-легкий, как пение птиц, Шепчет, что вместе с начавшимся днем я умру. * * * "...Рассеянный следы оставил на воде." Душа идет сквозь мир, и след ее не виден, Но след, он все же есть, и этот след - везде, И каждый след двояк: похвален и постыден. Легко ли след прочесть с поверхности воды? Вода течет и лжет, а снег и лед растают. Лишь изредка кладу бумагу на следы, И отпечатки те, как перевод, читаю.

<>

Я оглянусь на плачущую осень И засмеюсь над умершей весной. Ты уезжаешь, что ли? Бог с тобой Ничем покой твой больше не нарушу. Я буду верить в прописную ложь, Гореть от истин, веря в наважденье. В моей руке навеки эта дрожь, В моих глазах ответы-наслажденья. Ты чист и крепок, словно монумент. Ты ждешь поддержки от библейских истин. А я троянский конь у ваших стен, И я апостолов давно уже не слышу... Юрате <>

* * * Если мысли пропахли псиною, Если песни сломало льдинами, Если Бог обзавелся именем Или треском морщин, Значит легкость моя дымная Улеглась на стекле инеем, Захлебнулась окошками синими И ушла без причин

* * * Если ты здесь, если ты ждешь, Значит мой страх подавил ложь. Голубей мел очернил грач Это твой смех или мой плач? Одинок я, если ты здесь, Я разбит в дым. Это я есть.

* * * Как парила со мной рядом Даже дети не знали Говорила весне взглядом Что тебя не назвали Безымянны твои реки Даже ветер без улиц Я зажмурю в огне веки Я, наверно безумец

Жилин Артем <>

Флора Помона Форонэй <>

Загораются окна, запираются двери, Обнажается третий, самый облачный берег. Каждый день этот берег умывается небом, Закрываясь от глаз серым облачным крепом. Тихим звоном под вечер он похож на монисто. Влажной пылью дорога упирается в пристань. Каждой ночью на пристань отплывает кораблик, Вырывая из неба три тяжелые капли. Начинается дождик, засыпает дорога, Нехотя просыпаясь у любого порога. Там дорога, петляя, превращается в скверик, Загораются окна, запираются двери... Третий берег всегда обнажается ночью, И всегда в конец строчки упирается почерк. * * * Незатейливый росчерк, непонятливый почерк, И рисунок любви, состоящий из точек, Иногда желто-красный, иногда черно-синий, Вот рисунок любви, состоящий из линий. Временами круглист, временами квадратен, Вот рисунок любви, состоящий из пятен. Здесь похоже на жирную в пятнах салфетку, Нарисуем любовь в крупно-серую клетку. Нарисуем огромный в царапинах замок И получим любовь без сомнений и рамок. Нарисуются двери, нарисуются ставни, И рисунки сменяются мягче и плавней. Чуть позднее, потом, прорисуется крыша, И за статуей Зевса образуется ниша, Закрываются окна, приспускаются флаги, И рисунком испачкался листик бумаги. * * * Закрываются окна, запираются двери, Обнажается третий, самый облачный берег. И для тех, кто боится темноты уходящей, Открывается свет темноты настоящей. Среди капсул друзей и коконов знакомых Появляется гнездышко общих вопросов И проблем, тоже общих, известных другому, Кто в лиловом жабо и манишке в полоску. Он не вхож во дворцы с кальвинистским уклоном, Он не любит церквей с их мишурным покоем, От него чем-то веет ужасно знакомым, В белоснежном плаще, что с кровавым подбоем. Саша С. Осташко <>

* * * Свое перелетное знамя взметают ветра, Деревья готовы к хрустальному куполу взвиться. Ты смотришь в окно - неопрятный осенний витраж И вновь сознаешь свою странную роль очевидца. Бесстрастно извне наблюдаешь: классический цинк Стремится облечь беззащитные формы природы. Следишь, как свершается строгий, бессмысленный цикл, Как дремлет природа в объятьях своей несвободы (Последняя есть, как известно, синоним любви (Последняя куплена нами за что непонятно)). Природа бездумно мурлычет свое

се ля ви, Докучные всем откровенья бормочет невнятно. * * * Мой город скромный, городок-герой, Герой, увы, не моего романа. Застигнутый не кармой, а игрой, Не карма - туз из правого кармана. Мой домик карточный, карманный, расписной, Опять, как встарь, поставленный на карту. И оглашен твой список тайный, послужной На главной площади, на плоскости Декарта.

Ольга Риль <>

Четверг, 20 мая 1999 23:27:37 * Наш путь * Мы стоим за далекой чертой, А кругом - лишь пески да снега. Нам идти по тропинке крутой, Нам волною точить берега. Буйным ветром вдохнуть жизнь в глаза Тем, которых уже не вернуть, И свободными стать, но нельзя Нам лишь с этой дороги свернуть. Облетевшие перья звезды Ночь нанижет на луч маяка И к луне из земной темноты Вдруг протянется света рука. Сотни бед, сотни слез и обид Растворятся в стакане любви. Если хочешь вино пригубить Я приду, ты меня позови. Этот дом из законов земных Мы разрушим на дней кирпичи. Посмотри мне в глаза, обними, Но о счастье своем промолчи. Пусть с тобой мы пройдем полпути, А потом дошагают за нас,Это солнце нам вместе нести, Пока жизни фонарь не угас. Margaux

Hoaxer

Понедельник, 31 мая 1999

Выпуск 51

Шаг Танцора. Супердетектив, созданный в соответствии с и несмотря на КИПНКБ г-на Хоаксера, которому, собственно, и посвящается. Текст по ссылке:

Tragic_o'media "Клео: Легенда"

"...Солдат 1=Цезарь (разматывает ковер): - Откуда ты, прелестное дитя? Ты приложение к ковру? Подушка? Мышка? Пушинка? Ты заснула там внутри? О, что за изумительное блюдо, Рулет египетский: ковер, а в нем - принцесса! Чего ты ж ты хочешь,.. милое дитя? Иль вас с ковром нарезать аккуратно Моим походным варварским ножом? Иль закатать назад, и так оставить? Или ты царствуешь, лишь лежа на ковре?! (толкает ее назад) Чего же ты хотела от меня? Клео: - Ты - Цезарь?.. Цезарь: - Вроде, был с утра я - Цезарь. Юлий. Гай. Клео: - Ты, кажется, быть должен лыс. Такие слухи тут ходили, что ты - лыс Цезарь: - И, якобы, венец лавровый ношу я, чтобы скрыть сиянье плеши?.. Клео: - Ну да. Вот и венок.. Зачем венок? Сними Цезарь: - Что снять еще прикажешь, о, принцесса? Доспехи? Тогу, иль сандальи размотать? Зачем тебе твой пеплос? Ты в ожогах? Быть может, их скрываешь от людей? Сними накидку, юная принцесса, А я тогда венец с чела сниму. И расскажу о том, чем славен Цезарь Жена мужей и муж всех римских жен! Клео: - Мне ничего особого не нужно. Мне нужно лишь одно - твоя душа..." Полный текст - по ссылке:

<>

* * * Мятеж тополей - иллюстрация к слову "тщета". Сквозь прутья балконные ветви к нам тянет бессильно колосс тополиный - вожак, предводитель, Спартак (в растительном мире всем доблестям рост равносилен). Над крышами кроны - подобие сверх-этажа. Листвою глядясь в человечий пейзаж заоконный, деревья свершают бессмысленный акт мятежа. Но корни есть путы (увы, лаконичны законы). Синхронным поклонам, молитвам научит земля. Антенны на крышах есть высшая степень свободы. Поет пацанва во дворе: "Тополя, тополя...", растительным взором пронзая небесные своды.

Нейтральна территория балкона ...А ветер - вариант Лаокоона: питоны веток в плоть его впитались... Нейтральна территория балкона, межсловье, междуречье, запятая; меж двух стихий подвешен тесный кубик, заявлено публично равноправье, но шаг - и возвернешься в отчий кубрик, в иное возвратиться ты не вправе. Не терем, - и царевичу Ивану не спустишь косу вервием природным. И кос-то нет. Не слышен плеск оваций, когда выходишь на балкон к народу. Статичен монгольфьер, железны стропы, скульптурный променад вам обеспечен. Деревья - стрелки ввысь, прямые тропы и взлетные дорожки - лишь для певчих. Вниз - норовят окурки и герои, и только им дана такая льгота. А облака - почтенные геронты дублируют седые букли Gott'а. Цветок являет видимый пентаметр, он - образец эпического стиля. Лаокоон невидим, - серпентарий наметит силуэт его и силу. И только дождь-слепец, Гомеров пращур на мой балкон случайно забредает.

* * * Для укрепленья жары не обязательно солнце: летом тепло источают и грузная почва, и грозные тучи. Так, хранитель костра на посту погружается в сон, а пламя не чахнет, поскольку воздух - питательный, тучный. Ночь не приносит прохлады, - развеяны все резервы, свежесть осталась только в баллончиках с надписью "фреш". Эвры, зефиры - империи канувшей сервы продались зною, как и луна - пухлолицая решка. ...На одном из балконов трепещет зернышко света. Думаешь: кто-то покинул пределы локального ада, и, предавшись геенне природной, возжег ей огонь сигареты... Но окажется кто-то (как мило) светлячком-акселератом... новейший оптический эффект - незримый мираж производит ночная пустыня (реализует любой заказ). Ночь душна, но и бездушна. Тираж листвы от зноя не падает (предел мечтаний для нас).