Сальватор
Шрифт:
– Тьфу! – казалось, говорило лицо мэтра Баррато. – Допустим, что я получу по максимуму. То есть год тюрьмы. И заплачу еще штраф в триста франков. Но я и тогда внакладе не останусь.
Сальватор читал мысли мэтра Баррато словно в раскрытой книге.
– Подождите, подождите, честнейший мэтр Баррато, – сказал он, – есть еще одна статья, которая касается того же самого преступления.
Мэтр Баррато вздохнул.
– Статья 255, – продолжил Сальватор.
И огласил ее:
– «Лицо, признанное виновным в утаении, похищении или же уничтожении документов, перечисленных в предыдущей статье, наказывается лишением свободы».
– Ба! – казалось, говорило лицо нотариуса, – называйте наказание тюремным заключением или лишением свободы, это одно и то же… Допустим, однако, что второе завещание найдено, что, впрочем, кажется мне невозможным, поскольку господин де Вальженез уверил меня в том, что он лично его сжег, – все равно я провернул удачное дельце.
К несчастью для достойного человека, Сальватор ненадолго оставил его в состоянии душевного покоя.
Сейчас мы увидим, что положение мэтра Баррато было не столь блестящим, как он себе представлял.
Сальватор продолжил оглашение второго параграфа статьи 255.
– «Если оное преступление будет совершено самим лицом, которому указанные документы отданы на хранение, – прочел он, – лицо это будет наказано пожизненной каторгой».
Нотариус так резко переменился в лице, что Сальватор испугался, что с ним случится удар. Он протянул руку к звонку, для того, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.
Но нотариус остановил его.
– Что вы собираетесь сделать? – вскричал он.
– Хочу послать кого-нибудь за врачом. Вы очень плохо выглядите, дорогой мсье.
– Ничего, это пройдет, – сказал нотариус, – не обращайте внимания: у меня слабый желудок. Сегодня у меня было столько работы, что я не успел пообедать.
– И были неправы, – сказал молодой человек. – Дела делами, но нельзя же ими заниматься в ущерб своему здоровью. Если вы хотите пообедать, у меня хватит терпения подождать. А потом мы закончим наш разговор.
– Нет, нет, продолжайте, – сказал нотариус, – полагаю, вам больше нечего мне сказать. Заметьте, я говорю это не в качестве упрека вам, но вот уже десять минут, как мы говорим о наказаниях, словно бы вы – следователь, а я – преступник. Давайте, пожалуйста, покороче.
– Э, дорогой мсье Баррато! – воскликнул Сальватор. – Да разве это я затягиваю наш разговор? Ведь это вы делаете его таким трудным!
– Ах, понимаете ли вы, – сказал нотариус, – что только что у вас с языка сорвалось резкое высказывание в мой адрес.
– Мне показалось, что вы являетесь…
– Не надо повторять, – прервал его нотариус. – Я готов забыть все это и даже предложить вам свои услуги в память о вашем отце. Но выскажите же вашу просьбу в более реальной форме! Вы можете разрезать меня на четыре части, но не сможете добиться от меня того, чего у меня нет. Ну, каково же ваше последнее слово?
– Ладно, сейчас скажу, – ответил Сальватор. – А чтобы сэкономить время, быстренько перейду от статьи 255 Уголовного Кодекса к статьям 1382 и 1383 Гражданского Кодекса, том III, раздел IV, глава II. Имейте же терпение, я их уже нашел.
Нотариус снова попытался было прервать Сальватора. Но тот, не дав ему возможности вставить слово, снова начал читать вслух:
– «Статья 1382. Всякое действие человека, который нанес ущерб другому человеку, обязует человека, нанесшего ущерб, возместить его тому, кому этот ущерб был нанесен.
Статья 1383. Всякое лицо ответственно за нанесенный ущерб не только в том случае, если он был нанесен умышленно, но и по небрежности или по неосторожности».
Сальватор медленно и важно поднял голову, продолжая держать палец на прочитанных статьях.
– Вот к чему, – сказал он, – приговариваются по закону люди, утаившие документы. Я говорю о гражданской казни, о поражении в правах только для того, чтобы напомнить вам об этом. Это – уже частности. А теперь, когда я ознакомил вас с законами, позвольте мне еще раз повторить мое требование: не соблаговолите ли вы вручить мне завтра, в девять часов утра, пятьсот тысяч франков?
– Но, – вскричал нотариус, делая вид, что бьется лбом о стол, – это же все равно, что разбить головой стену! С ума сойти можно, если я уже не сошел: вы разговариваете со мной таким недопустимым тоном, что мне все это кажется каким-то ужасным кошмаром.
– Будьте спокойны, честнейший мсье Баррато, вы давно уже проснулись, и сейчас я вам это докажу.
Нотариус, еще не зная, что может добавить ко всему сказанному Сальватор, инстинктивно задрожал, будто о чем-то догадывался.
– Итак, в последний раз, – сказал молодой человек, – можете ли вы поклясться в том, что не держали в руках и не видели завещание маркиза де Вальженеза?
– Да, да, клянусь перед Богом и перед людьми в том, что я не получал и не видел это завещание.
– А я еще раз, – холодно произнес Сальватор, доставая из кармана какую-то бумагу, – повторяю вам, чтобы вы не забыли, что вы – самый мерзкий негодяй, которого я только видел. Смотрите!
И Сальватор, остановив левой рукой господина Баррато, который, казалось, готов был снова, во второй раз, наброситься на него, показал ему правой рукой завещание, которое, как мы уже помним, он показывал однажды господину Лоредану де Вальженезу в кабаре у Шатильона, куда Жан Торо и его приятель Туссен Лувертюр так грубо приволокли этого несчастного дворянина.
Затем он прочел то, что было написано на обложке:
«Это второй экземпляр моего собственноручно написанного завещания, копия которого будет вручена мною лично в руки господину Пьеру-Никола Баррато, нотариусу, проживающему в Париже на улице Варен. Обе копии написаны мною лично и имеют одинаковую силу.
Составлено 11 июля 1824 года.
Маркиз де Вальженез».
– Там написано будет вручена, – воскликнул нотариус, – а не вручена\