Сальватор

Дюма-отец Александр

– Обману тебя? Но ведь ты – совсем другое дело! У меня нет никаких оснований для того, чтобы тебя обманывать.

– Почему же?

– Потому что мы не женаты.

– Да. Но ведь ты сотню раз говорил мне, что, если бы я была вдовой, ты бы на мне женился.

– Говорил.

– Значит, как только я стану твоей женой, ты начнешь меня обманывать!

– Очень может быть, дитя мое.

– Камил, ты просто подлец!

– Кому ты это говоришь?

– Ты ведь уже явился причиной несчастья одной женщины и смерти одного мужчины!

Голос Камила стал звучать глуше.

– Замолчи! – сказал он. – Ты, менее чем кто другой, имеешь право говорить о Кармелите!

– Вовсе нет, Камил, я именно о ней и хочу поговорить. И я буду о ней говорить, потому что она – брешь в твоей броне. Видишь ли, помимо своей воли, что бы ты ни делал, что бы ни говорил, ты ощущаешь не сожаление, нет, а угрызения совести! И это доказывает, что сердце твое не столь уж хорошо защищено, как ты говоришь.

– Замолчи же, Сюзанна! Если я страдаю, слыша имена, которые ты только что произнесла, зачем нужно их произносить? Чтобы заставить меня снова страдать? У нас сейчас что: дуэль или любовь? Будем биться или же любить друг друга? Нет, давай уж лучше любить друг друга! А поэтому не напоминай мне никогда больше об этом мрачном эпизоде в моей жизни. Он может стать не только причиной моей грусти, но и причиной нашей ссоры!

– Ладно, не будем больше об этом, – сказала Сюзанна. – Забудем раз и навсегда! Но в обмен на это мое обещание дашь ли ты мне клятву?

– Любую, какую ты потребуешь, – ответил Камил, к которому снова вернулась веселость.

– Я прошу, чтобы ты поклялся только в одном. Но серьезно.

– Серьезных клятв не бывает.

– Вот видишь, ты продолжаешь шутить.

– Что поделаешь! Жизнь наша так коротка!

– Ну, так как? Обещаешь ли ты сдержать клятву, которую ты мне дашь?

– Так долго, как это будет возможно.

– До чего же ты противен!

– Так что за клятва?

– Поклянись мне, что никогда больше не заговоришь о своей жене.

– Я честный человек, Сюзанна. И в доказательство этому я говорю: в этом я тебе поклясться не могу!

– Почему?

– Черт возьми! Все яснее ясного: потому что этой клятвы я не сдержу.

– Значит, ты ее любишь? – глухим голосом произнесла Сюзанна.

– Я не люблю ее в том смысле, в каком ты думаешь.

– Любить человека можно только одним способом.

– Ты глубоко заблуждаешься, любовь моя! Любить можно столькими способами, сколько существует форм красоты. Разве небо так же красиво, как земля? Разве красота огня не отличается от красоты воды? Разве мужчина может любить брюнетку точно так же, как он любит блондинку, а женщину сангвинического темперамента так же, как холеричку? Видишь ли, среди прочих женщин, которые у меня были, я любил одну очаровательную девушку, самую настоящую гризетку, которую только мог сотворить Господь. Ее звали Шант-Лила. Теперь у нее есть, благодаря заботам мсье де Моранда, свой особняк, кареты, лошади… Так вот, я любил ее совсем не так, как люблю тебя.

– Сильнее?

– Нет, но по-другому.

– А твою жену, поскольку ты хочешь, чтобы мы о ней говорили, ты как любил?

– Совсем по-другому.

– Ага! Ты признаешься, что любил ее!

– Чума тебя побери! Она ведь для этого достаточно красива!

– Это значит, что ты все еще продолжаешь ее любить, несчастный!

– Это уже совсем другая история, дорогая Сюзанна. И ты бесконечно обяжешь меня, если прекратишь разговор на эту тему.

– Слушай, Камил, после нашего отъезда из Парижа ты не менее полсотни раз упоминал ее имя.

– Черт возьми! Но это же совершенно естественно: женщину восемнадцати лет, красивую собой, не бросают просто так, чтобы никогда больше не видеть, после того как ты был женат на ней всего год!

– Ну, уж нет! Можешь говорить что угодно, но я не нахожу ничего естественного в том, что мужчина говорит женщине, которую любит, о женщине, которую любил и которую все еще любит. От этого нет никакой пользы ни одной из них, но это оскорбляет их обеих. Ты понимаешь меня, Камил?

– Наполовину.

– Постарайся понять меня до конца. Клянусь Богом, что ты – первый мужчина, которого я полюбила…

Если бы госпожа де Розан смогла так же хорошо видеть через дверь все, что она слышала, ее, несомненно, поразило бы двусмысленное выражение, которое появилось на лице мужа при этой клятве Сюзанны.

– И я клянусь тебе, Камил, – продолжала Сюзанна, которая, казалось, не заметила насмешливого выражения лица молодого человека, – что я люблю тебя страстно. После этой моей клятвы я прошу тебя дать мне слово, что в обмен на мое обещание никогда больше не говорить о Кармелите ты перестанешь в разговоре со мной упоминать имя госпожи де Розан.

– Черт возьми, что она, интересно, делает в этот момент? – сказал Камил, уклоняясь от ответа Сюзанне.

– Камил! Камил! Это гнусно! – воскликнула та.

– Что? В чем дело? – спросил молодой человек, словно очнувшись от сна. – Что гнусно?

– То, что ты делаешь, Камил! Ты вспоминаешь о жене, находясь наедине со мной! Ты только о ней и думаешь и даже не слышишь меня, когда я умоляю тебя не говорить мне о ней больше! Камил! Камил! Ты меня не любишь.

– Я не люблю тебя, дорогая моя? – вскричал Камил и несколько раз поцеловал ее. – Да разве я могу тебя не любить, – повторил он, покрывая ее лицо поцелуями, да такими звонкими, что каждый звук поцелуя производил в сердце госпожи де Розан действие капли расплавленного свинца.

Затем наступило продолжительное молчание, во время которого бедная женщина едва не потеряла сознание и не упала на паркет. Ей пришлось опереться на мраморный выступ стены и опуститься на стоявший рядом стул, на котором она несколько минут просидела неподвижно с закрытыми глазами и тяжело дыша. Сил у нее хватило только на то, чтобы попросить Бога помочь ей исполнить ее план, каким бы ужасным он ни казался.

Но все силы снова вернулись к ней, когда она услышала следующие слова:

– А знаешь ли ты, который сейчас час? – спросил Камил у Сюзанны.