Сальватор
Шрифт:
В этой борьбе Сюзанна одной рукой выбила стекло.
Из многочисленных ран от осколков потекла кровь.
При виде собственной крови Сюзанна так разъярилась, что, очевидно, сама не понимая, что делает, закричала во всю силу легких:
– Помогите! Убивают!
– Замолчи! – воскликнул Камил, закрывая ей рот ладонью.
– Убивают! Убивают! – продолжала кричать Сюзанна, со всей силой вцепившись зубами в ладонь.
– Да замолчишь ли ты, наконец, змея!.. – глухо сказал Камил, хватая ее за горло свободной рукой и заставляя выпустить из зубов свою ладонь.
– Убивают! Уби… – сдавленно прохрипела мадемуазель де Вальженез.
Камил, не находя другого способа помешать ей кричать, повалил ее на пол рядом с трупом госпожи де Розан и стал сильнее сжимать горло Сюзанны.
Началась ужасная борьба. В конвульсиях агонии Сюзанна изгибалась, пытаясь освободить горло. Камил, понимая, что, если ей удастся выскользнуть из-под него, он пропал, продолжал усиливать давление на горло девушки. Наконец, взяв над ней верх, он уперся ей в грудь коленом и сказал:
– Сюзанна, ты рискуешь своей жизнью. Поклянись, что будешь молчать. Иначе я возьму грех на душу, и вместо одного трупа здесь будет два!
Сюзанна в ответ что-то прохрипела. Было ясно, что этот хрип выражал угрозу.
– Что ж, будь по-твоему, гадюка! – сказал молодой человек, всей тяжестью своего тела наваливаясь на горло и грудь мадемуазель де Вальженез.
Прошло несколько секунд.
Внезапно Камилу показалось, что в коридоре раздался шум шагов. Он обернулся.
Через незапертую выходившую в коридор дверь комнаты Долорес и открытую ею дверь, соединявшую номера, в комнату Камила ворвался хозяин гостиницы с ружьем в руках в сопровождении трех-четырех человек. Это были постояльцы и слуги гостиницы, прибежавшие на крики, раздававшиеся из номера.
Креол машинально встал на ноги и отошел от Сюзанны де Вальженез.
Но та продолжала лежать так же неподвижно, как госпожа де Розан.
Во время борьбы Камил задушил ее.
Она была мертва.
Спустя пять или шесть лет после описанных событий, то есть где-то в 1833 году во время посещения каторги в Рошфоре, куда мы приехали навестить святого Венсана де Поля девятнадцатого века – аббата Доминика Сарранти, – он показал нам возлюбленного Шант-Лила, человека, повинного в смерти Коломбана и убившего Сюзанну. Его некогда такие черные волосы стали белее снега, а лицо, всегда такое веселое, носило отпечаток черной тоски.
Жибасье, как всегда свежий, бодрый и насмешливый, заявил, что Камил де Розан был старше его лет на сто.
Глава CLI
В которой богомолка убивает волтерьянца
Мы оставили нашего приятеля Петрюса в роли сиделки у постели больного дяди, графа Эрбеля. Именно из дома графа он написал Регине письмо, в котором сообщил о том, что, когда пройдет приступ подагры и он снова станет свободным, он немедленно встретится со своей прекрасной возлюбленной.
Но подагра, увы, похожа на кредиторов: она не покидает вас до самой смерти. То есть до тех пор, когда иначе поступить уже не может.
И приступ подагры у графа Эрбеля проходил не так скоро, как на это надеялся его племянник. Более того, он с каждым часом все усиливался. И генерал, в один из приступов, подумал уже было избавиться от подагры, покончив жизнь самоубийством.
Петрюс нежно любил своего дядю. Догадавшись о его замыслах, он сумел с помощью нежных слов, двух-трех слезинок так уговорить генерала, что тот отказался от своего ужасного плана.
Однажды, когда они были вдвоем, к ним в комнату вихрем влетела маркиза де Латурнель, вся в черном.
– О! – воскликнул граф Эрбель. – Неужели смерть моя так близка, что она прислала ко мне самую большую муку в моей жизни?
– Дорогой генерал, – произнесла, стараясь говорить как можно взволнованнее, маркиза де Латурнель.
– Что случилось? – грубо спросил граф. – Вы не можете дать мне умереть спокойно, маркиза?
– Генерал, знаете ли вы о несчастьях, произошедших в доме Ламот-Уданов?
– Я понял, в чем дело, – сказал граф Эрбель, хмуря брови и сжимая губы. – Вы догадались о том, что мы с племянником ищем самую короткую дорогу, чтобы уйти из жизни, и вы пришли нам в этом помочь.
– Вы сегодня не очень-то веселы, генерал.
– А с чего веселиться? – ответил граф, поглядев сначала на маркизу, а потом на свою ногу, – подагра и…
Он собрался было сказать вы, но одумался и спросил:
– Так что же вам от меня нужно?
– Вы согласны выслушать меня? – радостно спросила маркиза.
– А что мне остается делать? – ответил граф, пожимая плечами.
Затем, обращаясь к племяннику, сказал:
– Петрюс, ты три дня не дышал парижским воздухом. Я отпускаю тебя на два часа, дитя мое. Зная длительность разговоров, которые ведет госпожа маркиза, я уверен, что беседа наша не закончится до твоего возвращения. Но не больше двух часов, слышишь? Иначе я за себя не ручаюсь!
– Я буду здесь через час, дядя! – воскликнул Петрюс, горячо пожав руки генерала. – Только забегу домой.
– Ба! – воскликнул тот, – если тебе надо кого-то навестить, не стесняйся.
– Спасибо, дядя! – сказал молодой человек. Он поклонился маркизе и вышел из комнаты.
– Теперь мы одни, маркиза! – сказал полусерьезно-полунасмешливо граф Эрбель после ухода племянника. – И пока мы одни, скажите мне честно: вы ведь пришли затем, чтобы укоротить мне жизнь?
– Я не желаю смерти грешника, генерал! – елейным голосом произнесла богомолка.
– Теперь, когда мсье Рапт, ваш сын…
– Наш сын, – живо перебила его маркиза де Латурнель.