Сальватор
Шрифт:
В тот самый день Жан Робер, Петрюс, Людовик, да и сам Сальватор пришли в восторг при виде радости, которая украсила лицо колдуньи.
Вот поэтому-то мы и позволили себе сказать, что эта отвратительная старуха была прекрасна дважды в жизни.
Конечно же, красота ее была недолговечной.
Мы помним о том, что Рождественская Роза до наступления того дня, когда она выйдет замуж за Людовика, должна была поселиться в пансионе. Когда Сальватор объявил об этом Броканте, колдунья зарыдала. Затем встала и с угрозой во взгляде сказала Сальватору:
– Никогда!
– Броканта, – нежно произнес Сальватор, тронутый до глубины души чувством, которое диктовало ему эти слова, – Броканта, надо, чтобы это дитя познало мир, в который ей предстоит вступить. Мало знать язык ворон и собак: человеческое общество требует более разностороннего образования. В тот день, когда бедная девочка войдет в самую маленькую гостиную, она будет чувствовать себя не в своей тарелке, словно дикарь из девственных лесов в зале дворца Тюильри.
– Это моя дочь, – горько произнесла Броканта.
– Конечно! – серьезным тоном ответил Сальватор. – И что же дальше?..
– Она принадлежит мне, – продолжала Броканта, видя, что Сальватор признает ее материнские права.
– Нет! – ответил Сальватор. – Она принадлежит миру. А прежде всего она принадлежит человеку, чья любовь спасла ее и который ее любит. Он – ее приемный отец (врач всегда отец людям!). Как и ты – ее мать! И поэтому ее надо воспитать так, чтобы она смогла жить в обществе людей. А этому ты, Броканта, научить ее не сможешь. Значит, я ее у тебя забираю.
– Никогда! – повторила Броканта визгливым голосом.
– Так надо, Броканта, – сурово произнес Сальватор.
– Мсье Сальватор! – взмолилась колдунья жалобным голосом. – Оставьте ее пожить со мной еще годок! Только один годок!
– Это невозможно!
– Один годок, умоляю вас! Поверьте, я хорошо заботилась о моей дорогой девочке, а впредь буду заботиться о ней еще лучше! Я разодену ее в шелка и в бархат. В мире не будет более красивой девушки. Умоляю вас, мсье Сальватор, пусть она поживет у меня еще год! Всего лишь год!
Произнося эти слова, несчастная колдунья плакала. Глубоко тронутый этими слезами, Сальватор все же решил не показывать своего волнения. И поэтому сделал вид, что разозлился. Нахмурив брови, он коротко бросил:
– Это решено!
– Нет! Нет! Нет! – вдруг сказала Броканта. – Нет, мсье Сальватор, вы этого не сделаете! Она еще такая хрупкая и болезненная. Позавчера у нее был ужасный приступ. Спустя четверть часа после того, как мсье Людовик ушел от нее, она закричала: «Я задыхаюсь!» Глаза ее налились кровью. Бедная маленькая Роза! В тот момент, мсье Сальватор, я решила, что могу ее потерять. Этого едва не случилось. Она упала на стул, закатила глаза и начала кричать!.. И как кричать, о господи! Эти крики словно шли из другого мира, мсье Сальватор! Тогда я обняла ее, положила на пол, как велел мсье Людовик, и сказала ей: «Роза! Розетта! Розочка моя!» Только эти слова и пришли мне на ум. Но она кричала так громко, что не слышала меня. Надо было видеть, как ее маленькая грудка вся сжалась, словно сдавливаемая тисками, как надулись и покраснели вены! Я уж думала, что они вот-вот лопнут!.. О, мсье Сальватор! В своей жизни я видела много зрелищ, но ни одно из них не было столь грустным! Наконец она заплакала. Слезы освежили ее, как добрый дождик освежает цветок. Она открыла глаза и улыбнулась мне: на сей раз она снова была спасена! Но вы не слушаете меня, мсье Сальватор!..
Этот наивный рассказ о самом страшном приступе, который случается у женщин до или после родов и который носит название спазма, вызвал у нашего приятеля Сальватора такое сильное волнение, что он отвернулся, чтобы скрыть его.
– Я знаю об этом, Броканта, – сказал Сальватор, стараясь говорить сухо. – Людовик сегодня утром рассказал мне о нем. И именно поэтому я хочу ее увезти отсюда. Этому ребенку нужно серьезное лечение.
– И куда же вы хотите ее поместить? – спросила Броканта.
– Я ведь уже говорил тебе: в пансион.
– И думать об этом не смейте, мсье Сальватор! Разве не в пансион поместили маленькую Мину?
– Туда.
– А разве ее оттуда не похитили?
– Из этого пансиона, Броканта, ее никто не сможет похитить.
– Кто же будет ее охранять?
– Сейчас узнаешь. А пока скажи, где она?
– Где она? – переспросила со стоном колдунья, глядя на Сальватора растерянно и понимая, что неумолимо приближается момент разлуки с девочкой.
– Ну да! Так где же она?
– Ее здесь нет, – пробормотала старуха. – Пока нет. Она…
– Ты лжешь, Броканта! – оборвал ее Сальватор.
– Клянусь, мсье Сальватор!
– А я говорю, что ты лжешь! – повторил молодой человек, сурово посмотрев на Броканту.
– Смилуйтесь, мсье Сальватор! – воскликнула несчастная старуха, упав на колени и схватив Сальватора за руки. – Смилуйтесь, не уводите ее! Вы меня убиваете! Это смерть моя!
– Ну же, встань с колен! – сказал Сальватор, приходя в сильное волнение. – Если ты действительно ее любишь, ты должна желать ей счастья. А посему дай ей возможность спокойно учиться, а видеться с ней ты будешь, когда только пожелаешь.
– Вы обещаете мне это, мсье Сальватор?
– Клянусь тебе в этом, – торжественным тоном произнес молодой человек. – Позови же ее!
– О, спасибо! Спасибо! – воскликнула старуха, целуя руки Сальватора и обливая их слезами.
Затем она встала с такой живостью, которую никак нельзя было ожидать в ее возрасте.
– Роза! Розетта! Дорогая моя Розочка! – крикнула она.
Услышав ее крики, на пороге появилась Рождественская Роза.
Собаки радостно залаяли, ворона забила крыльями.
Это уже была не та девочка, которую мы видели в начале этой истории в тараканьем гнезде на улице Триппере. Не девушка, одетая наподобие Миньоны из произведения ушедшего от нас Ари Шеффера. Не то болезненное лицо, которые так часто встречаются у детей из наших пригородов. Нет. Это была высокая худощавая девица с глубоко посаженными глазами, спрятанными между длинными и густыми ресницами. Глаза ее, возможно, глядели несколько растерянно, но в них уже сверкали живые огоньки.
Когда она вошла в приемную Броканты, ее нежно-розовые щеки при виде Сальватора загорелись вдруг ярким румянцем.