Сальватор
Шрифт:
Она подбежала к нему, бросилась на шею, обняла и нежно поцеловала.
– А меня? – грустным голосом спросила Броканта, ревниво глядя на эту сцену.
Рождественская Роза подбежала к Броканте и обняла ее.
– Милая матушка! – сказала она, целуя старуху.
В этот самый момент в комнату вошел, или скорее влетел, прыгая как мяч, новый персонаж.
– Эй! Броканта! – сказал этот персонаж, пройдясь колесом, несомненно для того, чтобы поскорее подойти к той, к кому он обращался, – спешу сообщить вам, что там четыре какие-то дамочки из высшего! Они только что раскололись на денежки, которые дали мне, чтобы я спросил, примете ли вы их. Наверное, хотят погадать на картах.
Тут он увидел Сальватора.
– Простите, мсье Сальватор, – сказал он, встав на ноги и опустив глаза, – я вас не заметил.
– А, это ты, сорванец! – сказал Сальватор Баболену, которого уже узнал самый недогадливый читатель.
– Я самый и есть! – сказал Баболен точно так же, как сказал до него и будет долго говорить после него знаменитый господин де Фрамбуаз.
– О ком это ты говоришь? – спросил его Сальватор.
– О четырех дамах, – ответил Баболен, – которые, несомненно, пришли для того, чтобы узнать свою судьбу.
– Приведи их сюда, – сказал Сальватор.
Через несколько секунд в зале появились четыре молодых женщины.
– Вот, – сказал Сальватор Броканте, указывая на этих четырех женщин, – люди, которые займутся воспитанием и образованием Рождественской Розы.
Колдунья вздрогнула.
– Вот эта мадам, – сказал Сальватор, указывая на Регину, – научит девочку рисовать, поскольку Петрюс уже дал ей несколько уроков. А эта мадам, – продолжил он, грустно посмотрев на Кармелиту, – будет обучать ее музыке. Вот эта мадам, – добавил он, указывая на госпожу де Моранд и глядя на нее с улыбкой, – научит ее вести хозяйство… Домашней экономии. Что же касается этой мадам, – закончил он, нежно глядя на Фраголу, – она обучит ее…
Регина, Кармелита и Лидия не дал и ему закончить фразу. Они в один голос произнесли:
– Добру! Любви!
Сальватор взглядом поблагодарил их.
– Пойдемте с нами, дитя мое, – сказала Регина.
– Иду, добрая фея Карита! – ответила Рождественская Роза.
Броканта застонала и вся задрожала. Лицо ее стало таким красным, что Сальватор испугался, как бы ее не хватил апоплексический удар.
Он подошел к старухе.
– Броканта, – сказал он, взяв ее за руку, – мужайся! Этих четырех ангелов Бог послал для того, чтобы спасти тебя от ада. Взгляни на них. Не кажется ли тебе, что этой девочке, которую ты так любишь, будет намного лучше под белыми крыльями этих ангелов, нежели под твоими черными крыльями? Ну же, старушка, не вешай носа! Повторяю тебе, что тебя с ней не разлучат. А один из этих добрых гениев примет тебя в свою семью точно так же, как и твоего ребенка. Кто из вас хочет взять к себе Броканту? – спросил он, посмотрев на четверых женщин.
– Я! – ответили хором все четверо.
– Видишь, Броканта, – сказал Сальватор.
Старуха опустила голову.
– Это доказывает, – философски произнес молодой человек, глядя на колдунью и на четырех женщин, – что в том мире, который грядет, больше не будет сирот, поскольку матерью им будет все общество!
– Да будет так! – менее философски воскликнул Баболен, иронически перекрестившись.
Год спустя Рождественская Роза, имея два миллиона франков приданого, которые, несмотря на все нежелание, оставил ей господин Жерар, вышла замуж за нашего приятеля Людовика, ставшего одним из блистательнейших врачей страны и одним из самых уважаемых ученых.
И, как бы в подтверждение пословицы, гласящей: «Все хорошо, что хорошо кончается», Рождественская Роза выздоровела благодаря любви. А это доказывает, что Мольер, как сказал Жан Робер, был самым замечательным из всех известных нам врачей. Поскольку написал «Любовь-врачеватель»!
Глава CLIІІ
Хвала отчаянной смелости!
О смерти мадемуазель Долорес де Розан и об аресте американского джентльмена Шант-Лила узнала от господина де Моранда.
Принцесса Ванврская пролила слезу, вспомнив о бывшем своем любовнике, и быстренько сменила тему разговора.
Так уж принято у несчастных парижских гризеток: своему первому любовнику они готовы отдать все до последней ночной рубашки, а всех последующих едва удостаивают слезинки.
– Он к этому шел! – сказала она господину де Моранду, сообщившему ей, что, несмотря на сильную протекцию, Камилу грозит несколько лет каторги на галерах.
– Но почему вы считаете, дорогой друг, – спросил господин де Моранд, – что все, кто имел счастье любить вас, должны кончить так печально? Это очень жестокая развязка!
– Они только меняют одни оковы на другие, – ответила с улыбкой гризетка. – Да и потом, – добавила она, насмешливо посмотрев на нового министра финансов, – я не говорила, что так кончают все! Вот ты, к примеру, любовь моя, ты ведь не так уж много согрешил на земле, чтобы тебе не была уготована ложа в раю. Да, кстати, о ложе и рае, когда состоится дебют синьоры Кармелиты?
– Послезавтра, – ответил господин де Моранд.
– Ты уже заказал мне открытую ложу, как я тебя просила?
– Естественно, – галантно ответил банкир.
– Могу я взглянуть на билет? – лукаво спросила она, обнимая господина де Моранда за шею.
– Вот он, – ответил тот, доставая из кармана билет.
Шант-Лила выхватила у него из рук билет, посмотрела и зарделась от удовольствия.
– Итак, – воскликнула она, – я буду сидеть напротив принцесс!
– А разве ты сама не принцесса?
– Вы можете смеяться надо мной, – надув губки, сказала принцесса Ванврская. – Но три месяца тому назад я была у Броканты, и она поклялась мне, что я действительно дочь принца и принцессы.
– Это еще не все, милочка, она утаила от тебя всю правду! Ты не только принцесса, – ты королева! Найденыши являются королями на земле.
– А пропащие люди становятся их министрами! – лукаво добавила Шант-Лила, глядя на банкира. – Наконец-то я увижу принцесс вблизи. Вчера в театре «Порт-Сен-Мартен» на премьере пьесы вашего друга Жана Робера я сидела на плохих местах. Кстати, как эта пьеса называлась?
– «Гвельфы и Гобелины»! – с улыбкой произнес господин де Моранд.