Сальватор
Шрифт:
Несколько минут она просидела в кресле, закрыв лицо ладонями. Она плакала и размышляла.
Затем резко поднялась на ноги и принялась ходить взад-вперед по салону, скрестив руки на груди, нахмуря брови, время от времени останавливаясь и поднося руку ко лбу, словно для того, чтобы собраться с мыслями.
После нескольких минут этого нервного хождения она остановилась и прислонилась к углу камина, усталая, но не сломленная горем.
– Они не уедут! – вскричала она. – Если только не раздавят меня колесами своей дорожной кареты!
И позвонила горничной.
Та немедленно явилась на зов.
–
– Что мне угодно? – переспросила креолка с удивлением. – Да ничего мне не угодно! Почему это вы спрашиваете, что мне угодно?
– Разве вы не звонили?
– Да, правда, звонила. Но я не знаю, зачем я это сделала.
– Вы случайно не заболели, мадам? – спросила горничная, видя, как побледнело лицо хозяйки.
– Нет, я не больна, – ответила с некоторой гордостью госпожа де Розан. – Никогда в жизни я не чувствовала себя такой здоровой.
– Если я вам не нужна, мадам, – произнесла горничная, – я прошу у вас разрешения уйти.
– Да, вы мне пока не нужны… Хотя… Подождите-ка… Да, мне надо у вас кое о чем спросить. Вы ведь родились в Нормандии?
– Да, мадам.
– В каком городе?
– В Руане.
– Это далеко от Парижа?
– Примерно в тридцати лье.
– А от Гавра?
– Почти столько же.
– Хорошо! Вы можете идти!
– Зачем мне мешать им уехать? – подумала креолка. – Разве у меня есть доказательства его неверности и предательства, кроме тех, что у меня в сердце? Мне нужно более весомое, материальное доказательство этого! Где мне найти его? Сказать ему: «Мне все известно! Завтра ты с ней уезжаешь! Не уезжай, иначе с тобой случится несчастье!» Но он станет все отрицать, как уже все отрицал до этого! Пойти к Сюзанне и сказать ей: «Вы подлое создание, не похищайте моего мужа!» Но она посмеется надо мной. Она расскажет ему обо всем, и они посмеются надо мной вместе! Камил будет смеяться надо мной!.. Но в чем же секрет этого ужасного существа? Как она смогла заставить его полюбить себя так быстро и так крепко? Чем она его взяла? Она ведь не так молода, не так загорела и не так красива, как я.
Размышляя так, креолка подошла к одному из больших зеркал на ножках и внимательно посмотрела на себя для того, чтобы убедиться, что огорчение не отняло у нее очарования и что она с успехом могла поспорить красотой с мадемуазель Сюзанной де Вальженез.
После долгого изучения отражения в зеркале из глаз ее снова скатились две слезинки.
– Нет! – зарыдала она. – Никогда я не смогу понять, что ему в этой женщине нравится!.. Что же делать? Если я попытаюсь увезти его против его воли, он скроется от меня на полдороге, и они снова найдут друг друга! Да и потом, если он и согласится следовать за мной, не повезу ли я с собой труп моего прошлого счастья? Не будет ли это закованным в цепи призраком нашей любви? А сегодня вечером он вернется домой, как всегда легкомысленный и беззаботный. И, как он это делает каждый вечер, он поцелует меня в лоб! О! Камил, ты предатель, лжец и подлец! Нет, я не стану заставлять тебя ехать со мной! Это я последую за тобой, как тень, до того часа, пока не получу доказательства твоего преступления! Уймись же, сердце, и начни биться только после того, как ты будешь отмщено!
С этими словами молодая женщина быстро
Пусть она подумает над этим планом до вечера, мы навестим ее снова в тот час, когда в ее комнату войдет розовощекий, легкомысленный и беззаботный, как она сказала, Камил.
Как и накануне, он увидел, что жена стоит посредине комнаты, и, как и накануне, он сказал ей, нежно поцеловав ее в лоб:
– Как! Ты еще не спишь в столь поздний час, моя милочка? Но ведь уже час ночи, милое дитя!
– Мне все равно! – холодно произнесла госпожа де Розан.
– Да, но мне не все равно, любовь моя, – снова заговорил Камил, стараясь придать своим словам как можно больше нежности. – Через неделю нам предстоит долгое путешествие, и ты должна набраться сил.
– Кто знает, будет ли это путешествие таким долгим? – произнесла вполголоса, словно говоря с собой, креолка.
– Я знаю! – ответил Камил, не понявший значение слов американки. – Я уже четыре или пять раз проделывал путешествие из Парижа в Луизиану. Да ведь и ты была со мной. И должна помнить, какой это долгий путь.
– Мы ведь любили друг друга, Камил! – с горькой улыбкой ответила креолка. – Поэтому это путешествие и показалось мне столь кратким.
– Я постараюсь сделать так, чтобы оно показалось тебе еще менее длительным! – галантно произнес Камил, снова целуя ее в лоб. – А пока, дитя мое, доброй ночи и приятного тебе сна. Я целый день был на ногах, бесконечно устал и смертельно хочу спать.
– Спокойной ночи, Камил, – холодно ответила госпожа де Розан.
И американский джентльмен ушел в свои покои, так и не заметив волнение и бледность своей супруги.
Наутро креолка в сопровождении горничной села в наемную коляску и велела отвезти ее в книжный магазин в Пале-Рояле, где купила атлас почтовых линий.
Купив атлас, она снова села в коляску и сказала кучеру, спросившему, куда ехать:
– К торговцу каретами.
Кучер стеганул лошадей, и коляска покатила на улицу Пепиньер.
– Мсье, – сказала креолка торговцу, – мне нужна дорожная карета.
– У меня их много, – ответил тот. – Не угодно ли, мадам, самой выбрать?
– Нет, мсье, я полагаюсь на вас.
– Какого она должна быть цвета?
– Цвет не имеет ни малейшего значения.
– На сколько мест?
– На двоих.
– Вам нужна, мадам, крепкая карета?
– Мне все равно.
– Далеко ли предстоит ехать?
– Нет, шестьдесят лье.
– Вам, мадам, вероятно, хотелось бы поскорее прибыть к месту назначения?
– Да, как можно скорее, – сказала креолка, кивая.
– В таком случае, вам, мадам, нужна будет очень легкая карета, – сказал торговец.
– Хорошо! А где можно взять лошадей?
– На почтовой станции, мадам, – ответил торговец, у которого вопрос госпожи де Розан вызвал нечто вроде улыбки.
– Вы не могли бы послать за ними?
– Могу, мадам.
– А потом подогнать карету с лошадьми к моему дому?
– Будет исполнено, мадам. В котором часу?
Тут госпожа де Розан на мгновение задумалась. Свидание, или, вернее, отъезд Сюзанны де Вальженез и Камила было назначено на три часа. Это значило, что выехать ей надо было спустя час или, по крайней мере, полчаса после их отъезда.