Сальватор
Шрифт:
– В первую брачную ночь!.. – произнес Жибасье и нахмурил брови.
– Вот и я подумала, – произнесла Элиза. – Не будь это первая брачная ночь, то это можно было бы хоть как-то объяснить.
– Это и так вполне можно будет объяснить, – заметил каторжник, славившийся тем, что умел находить объяснение самым необъяснимым событиям.
– Тогда я помчалась в Голубой циферблат и в кабаре, куда он обычно ходит, для того, чтобы хоть что-нибудь о нем узнать. Но поскольку никто
– Ты звучит несколько фривольно для молодой на второй день после первой брачной ночи, – сказал Жибасье.
– Да ведь я сказала тебе, что ночи-то и не было!
– Правильно, говорила, – признал каторжник, начавший с этого момента глядеть на свою старую подружку такими же глазами, как будто это был новый человек. – А тебе ничего не показалось странным? – спросил он после тщательного осмотра.
– А что могло показаться странным?
– Да все, черт побери!
– Ну, этого много, – наивно возразила Элиза.
– Вначале скажи, – спросил Жибасье, – как имя того человека, который провожал вас до дома.
– Я не знаю, как его зовут.
– Тогда опиши его мне.
– Маленький брюнет с усиками.
– Так не описывают: половина мужчин невысоки ростом, черноволосы и носят усы.
– Я хотела сказать, что он показался мне уроженцем юга.
– Какого именно юга: Марселя или Тулона? Юг югу рознь!
– Этого я сказать не могу. Он был одет.
– Где Габриэль с ним познакомился?
– Кажется, в Германии. Они выехали из Майнца, где вместе обедали в одном трактире, а затем из Франкфурта, где у них были какие-то общие дела.
– Что за дела?
– Не знаю.
– Ты очень мало что знаешь, дорогая подруга. И из той информации, которую ты мне дала, я не нахожу ничего, что могло бы навести меня на след.
– Что же делать?
– Позволь мне подумать.
– Так ты не считаешь, что он способен провести ночь где-то в другом месте?
– Напротив, дорогая моя, я твердо убежден в том, что если не у тебя, то он провел ночь в совершенно другом месте.
– О! Под другим местом я представляю его прежних любовниц.
– Что касается этого, то уверяю тебя в обратном. Это было бы, во-первых, подло, а во-вторых, глупо. А Габриэль не дурак и не подлец.
– Это верно, – горько вздохнула Элиза. – Но что же тогда делать?
– Я же тебе сказал: дай мне поразмыслить над этим.
И каторжник, скрестив на груди руки и нахмурив лоб, перестал разглядывать свою старую подружку, как он делал это только что, и, закрыв глаза, ушел, если можно так выразиться, в себя.
А тем временем Элиза крутила большими пальцами и разглядывала спальню Жибасье.
Задумчивость Жибасье, как показалось Элизе, слишком затянулась. Она решила, что его раздумья переросли в сон.
– Эй! Эй! Приятель Жиба! – сказала она, встав на ноги и потянув его за рукав рубашки.
– Что?
– Ты, случаем, не заснул?
– Я думаю! Ты что, не поняла! – раздраженно произнес Жибасье.
Он вовсе не спал, а слово за словом вспоминал разговор, состоявшийся у него накануне с господином Жакалем. Подозрения у него вызвали последние слова начальника тайной полиции: «Где состоится свадебный ужин?» Эти слова вполне могли объяснить странное исчезновение ангела Габриэля.
Как только эта мысль промелькнула у него в голове, он вскочил и, совершенно позабыв про стыд, начал поспешно натягивать штаны.
– Что ты делаешь? – удивленно спросила его Элиза, которая, возможно, пришла к каторжнику не столько для того, чтобы получить сведения о муже, сколько за утешениями.
– Сама видишь – одеваюсь, – ответил Жибасье, так быстро натягивая на себя одежду, что, казалось, он боится того, что его арестуют или что дом охвачен пламенем.
Не прошло и двух минут, как он был уже одет.
– Да что с тобой? – спросила Элиза. – Ты чего-то опасаешься?
– Я опасаюсь всего, дорогая Элиза! У меня тысяча страхов! – напыщенно произнес каторжник, который, несмотря на угрожавшую ему опасность, не побрезговал красивым словцом.
– Ты, значит, напал на след? – спросила жена Габриэля.
– Точно, – ответил классик Жибасье, доставая из секретера находившиеся там банкноты и золотые.
– Ты берешь деньги! – удивленно произнесла Элиза. – Значит, ты отправляешься в путешествие?
– Ты правильно думаешь.
– Далеко ли?
– Возможно, на край земли.
– Надолго?
– Если будет можно, то навсегда, – ответил Жибасье, вынимая из другого ящичка пару пистолетов, пули и кинжал и засовывая все в карманы редингота.
– Значит, твоей жизни угрожает опасность? – спросила Элиза, приходя во все большее изумление при виде этих приготовлений.
– Более чем угрожает! – ответил каторжник, нахлобучивая на голову шляпу.
– Но ты и не думал никуда уезжать, когда я сюда пришла, – заметила жена Габриэля.
– Не думал, но арест твоего мужа меня напугал.
– Значит, ты думаешь, что он арестован?
– Я не думаю, я уверен в этом. А посему, любовь моя, нижайше кланяюсь и советую поступить точно так же, как я. То есть спрятаться в безопасном месте.
С этими словами каторжник обнял Элизу, поцеловал и помчался вниз по лестнице, оставив жену ангела Габриэля в состоянии крайнего удивления.
Спустившись вниз, Жибасье прошел мимо окошка консьержки, не обращая внимания на знаки этой милой женщины, которая хотела было вручить ему письма и газеты.