Сальватор
Шрифт:
Это был сигнал, означавший побег.
Через пять минут такой же сигнал был подан из Фортонской крепости, после чего в море вышли две или три лодки с факелами на носу.
— Правей! Берите правее, иначе они отрежут нам путь! — крикнул Пьер Эрбель.
— А как же тина? — возразил кто-то.
— Мы ее уже миновали, — ответил Эрбель.
Все пятеро плыли некоторое время в полном молчании, забирая вправо. В тишине стало слышно, как один из пловцов задыхается.
— Эй! — крикнул Парижанин. — Это что за тюлень? Пусть объявится.
— Я совсем выбился из сил, — признался третий номер. — Дышать нечем!
— Ложись на спину! — приказал Эрбель. — Я тебя буду толкать.
Беглец перевернулся на спину и, передохнув немного, снова принял прежнее положение.
— Уже пришел в себя? — спросил Парижанин.
— Нет, просто вода ледяная, я закоченел.
— Да уж, конечно, не тридцать пять градусов! — подтвердил Парижанин.
— Подожди, — сказал Эрбель и, подгребая одной рукой, протянул третьему номеру фляжку.
— Я не смогу, — сказал тот, — держаться на воде и пить.
Парижанин подхватил его под мышки.
— Пей, — приказал он. — Я тебя пока подержу.
Третий номер схватил фляжку и отхлебнул раз или два.
— Ну, теперь жить можно, — облегченно вздохнул он и вернул фляжку Эрбелю.
— А мне, — спросил Парижанин, — ничего не полагается за труды?
— Пей скорей! — поторопил Эрбель. — Мы теряем время.
— Если человек пьет, он времени не теряет, — назидательно произнес Парижанин.
И он тоже сделал два глотка.
— Кто еще хочет? — спросил он, подняв над водой фляжку.
Двое других беглецов протянули руки, и каждый из них почерпнул новые силы.
Фляжка вернулась к Эрбелю, и он снова привязал ее к шее.
— А ты почему не пьешь? — спросил Парижанин.
— Я пока не замерз, и у меня еще есть силы, — сказал Эрбель, — поберегу остаток для того, кто устанет больше меня.
— О великий белый пеликан! — воскликнул Парижанин. — Я тобой восхищаюсь, но подражать тебе не намерен.
— Тихо! — предупредил четвертый номер. — Впереди голоса.
— А говор нижнебретонский, чтоб я пропал! — подхватил номер три.
— Какие бретонцы в портсмутской гавани?
— Молчите! — оборвал Эрбель. — Давайте как можно ближе подберемся вон к той черной точке, что перед нами: мне кажется, это шлюп.
Он не ошибался, голос доносился с той стороны.
— А ну, тише!
Все затихли, и скоро до них донесся шум весел и плеск воды.
— Давайте держаться от лодки подальше! — предостерег один из беглецов.
— На ней нет огней: нас с нее не увидят.
И действительно, лодка прошла в десяти морских саженях от беглецов, но их не заметили; однако те, кто в ней сидел, продолжали переговариваться с владельцем шлюпа.
— Смотри хорошенько, Питкерн, — послышался один голос, — и через час-другой мы вернемся с монетой.
— Не волнуйтесь, — донеслось со шлюпа (очевидно, это отвечал Питкерн), — я посмотрю как следует.
— Силы небесные! — пробормотал третий номер. — Откуда в портсмутской гавани соотечественники?
— Я тебе потом объясню, — пообещал Эрбель, — а пока мы спасены!
— Постарайся сделать так, чтобы это произошло как можно скорее, — взмолился третий номер, — у меня все занемело от холода.
— У меня тоже, — прибавил четвертый номер.
— Не волнуйтесь, — успокоил их Эрбель, — ждите здесь и постарайтесь, чтобы вас не отнесло течением, а остальное предоставьте мне.
Рассекая волну, словно дельфин, он поплыл к шлюпу.
Четверо беглецов старались, насколько могли, держаться рядом; они смотрели во все глаза и слушали во все уши, готовые действовать по обстоятельствам.
Они видели, как Пьер Эрбель исчез в ночной мгле, еще более непроницаемой в том месте, куда падала тень от шлюпа. Потом до их слуха донесся разговор на наречии, которое можно услышать в Нижней Бретани; один из пловцов был родом из Сен-Бриё, другой из Кемперле, и они могли перевести слова собеседников; одним из говоривших был, очевидно, Пьер Эрбель.
— Эй, на лодке! Эй, на помощь!
Уже знакомый голос отвечал:
— Кто там зовет на помощь?
— Товарищ, земляк из Уэльса.
— Из Уэльса? Из какой части Уэльса?
— С острова Англси. Скорей, скорей, на помощь, не то я захлебнусь!
— Легко сказать «на помощь»! А что ты делаешь здесь, в гавани?
— Я моряк с английского судна «Корона», меня наказали ни за что, я и сбежал.
— Чего тебе надо?
— Да передохну немного, а потом поплыву к берегу.
— Зачем мне садиться в тюрьму из-за чужого человека? Проваливай!
— Да говорю же тебе, что тону! Помоги!
Говоривший, видимо, хлебнул воды, и его накрыло волной.
Сцена была сыграна прекрасно, и беглецам на какое-то время даже показалось, что их товарищ в самом деле тонет: они подплыли на несколько саженей ближе к шлюпу.
Но скоро до них снова донесся голос:
— Ко мне! Ко мне! Неужели ты дашь утонуть земляку, когда для его спасения достаточно бросить фалреп, веревку.
— Ну-ка, отвали!
— О Господи, да никак это ты, Питкерн?
— Да, я самый, — удивился матрос. — А ты кто такой?
— Я?.. Веревку! Тону! Тону-у-у… Вер…