Сальватор
Шрифт:
Вдруг до их слуха донесся стук колес.
Регина подняла голову и прислушалась.
Кучер крикнул:
— Ворота!
Ворота распахнулись.
Грохот колес приближался.
Карета въезжала во двор.
— Вот они! — сказала Регина. — Я должна встретить отца. До завтра, дорогой Петрус!
— Боже мой! — прошептал Петрус. — Как бы я хотел остаться здесь до завтра!
— Да что с вами такое?
— Не знаю, но чувствую, что несчастье близко.
— Ребенок!
Регина снова подставила Петрусу лоб для поцелуя.
Молодой человек коснулся его губами, и девушка исчезла в темных аллеях, бросив на прощание тому, кого она покидала, два слова в утешение:
— До завтра!
— До завтра! — грустно вымолвил Петрус в ответ, будто эти слова были не любовным обещанием, а угрозой несчастья.
Несколько минут спустя Петрус услышал шаги, его тихо окликнули.
Это была Нанон.
— Калитка открыта, — сообщила она.
— Да, да, спасибо, добрая моя Нанон, — отозвался Петрус, сделав над собой усилие, прежде чем подняться на ноги.
Послав мысленно Регине поцелуй, в который молодой человек вложил душу, сердце, жизнь, он вышел через калитку незамеченным.
Карета ожидала его в сотне шагов.
Вернувшись домой, он спросил лакея, где капитан.
Капитан заходил около десяти часов, расспросил о Петрусе и, узнав, что молодой человек вышел, около часу провел в мастерской.
В половине двенадцатого капитан, не дождавшись Петруса, ушел к себе.
Охваченный смутным беспокойством, Петрус спустился и постучал.
Никто не отвечал.
Петрус поискал ключ. Ключа тоже не было.
Он снова постучал.
То же молчание в ответ.
Капитан либо спал, либо вышел.
Петрус снова поднялся к себе.
Он долго ходил из мастерской в спальню и обратно.
Капитан оставил гореть лампу в мастерской.
На столе лежал открытым томик Мальбранша.
Петрус решил наконец лечь спать.
Он задыхался. Отворив окно, он подышал холодным ночным воздухом.
Ночная свежесть подействовала на него успокаивающе.
Наконец он лег.
Сон долго не приходил, потом Петрус забылся то и дело прерывающейся, лихорадочной, беспокойной дремотой.
Однако к пяти часам усталость победила, Петрус уснул.
В семь часов раздался стук в дверь.
Вошел лакей.
Петрус вскочил.
— Что случилось, Жан? — спросил он.
— Дама под вуалью желает с вами поговорить, — испуганно отвечал тот.
— Дама под вуалью — у меня?
— Дама под вуалью у вас.
— Ты знаешь, кто это? — спросил Петрус.
— Она не представилась, сударь… но…
— Что?
— Мне кажется…
— Что тебе кажется? Договаривай!
— По-моему, это княжна.
— Регина?
— Уверен, что это она!
— Регина! — вскрикнул Петрус.
Он спрыгнул с кровати, поскорее натянул панталоны и накинул халат. Регина здесь! В такой час! Должно быть, случилось несчастье! Его предчувствия оправдываются.
Петрус торопливо закончил туалет.
— Просите, — приказал он. — Я буду ждать в мастерской.
Слуга сошел вниз.
— Боже мой! Боже мой! — почти потеряв голову от беспокойства, бормотал Петрус. — Я чувствовал: надвигается нечто страшное. Что же могло произойти?
В эту минуту на пороге появилась дама под вуалью.
Лакей следовал за ней.
Он не ошибся.
Сквозь вуаль Петрус узнал Регину.
— Ступайте! — приказал он Жану.
Тот вышел и притворил за собой дверь.
— Регина! — вскричал Петрус, бросаясь к едва державшейся на ногах девушке. — Регина! Неужели это вы?!
Гостья подняла вуаль и сказала:
— Это я, Петрус.
Петрус отпрянул при виде застывшего, как мрамор, смертельно бледного лица графини Рапт.
Что же произошло?
IX
РИМ
Надеемся, наши читатели не будут возражать, если мы ненадолго отложим объяснение между Петрусом и Региной, чтобы принять участие в паломничестве одного из героев нашей истории, которого мы уже давно потеряли из виду, а между тем читатели, как нам кажется, принимают в этом герое некоторое участие.
Мы не можем проследить за ним в его долгом путешествии через Альпы, через Апеннинский полуостров, скажем только, что прошло полтора месяца с тех пор, как брат Доминик простился с Сальватором на дороге в Фонтенбло. Неделю назад он прибыл в Рим. То ли случайно, то ли из-за заранее принятых кем-то мер, все его усилия попасть к папе Льву XII оказались тщетными, и в отчаянии он решил прибегнуть к помощи письма, которое на этот случай передал ему Сальватор.
Мы приглашаем читателя во дворец Колонна на улице Святых Апостолов; поднимемся вместе al piano nobile, то есть во второй этаж, пройдем, благодаря преимуществу романиста проникать повсюду, через приотворенную двустворчатую дверь и окажемся в кабинете французского посла.
Кабинет выглядит скромно, стены оклеены зелеными обоями, на окнах — занавески из камки, мебель обита такой же тканью.
Единственное украшение кабинета, когда-то одного из самых знаменитых в Риме и славившегося своими картинами, — портрет французского короля Карла X.
Вдоль стен расставлены остатки колонн, мраморная женская рука, мужской торс — результат недавних раскопок; рядом — огромная глыба греческого мрамора, а напротив стола — модель надгробия.
Простое это надгробие венчает бюст Пуссена.