Сальватор
Шрифт:
Петрус почувствовал, что краснеет до ушей под взглядом Сальватора.
— Он не дал мне продать мебель и картины, — пролепетал Петрус, — и одолжил десять тысяч франков.
— За которые теперь просит пятьсот тысяч у графини Рапт… Согласитесь, дорогой Петрус, этот молодчик умеет выгодно помещать свои деньги!
Петрус не удержался и посмотрел на Сальватора с упреком:
— Да, я признаю, это ошибка. Но я принял эти десять тысяч франков.
— Так что теперь ваш долг увеличился на десять тысяч, — уточнил Сальватор.
— Из этих денег шесть или семь тысяч пошли на уплату самых неотложных долгов, — поправил Петрус.
— Вопрос не в этом, — возразил Сальватор. — Вернемся к действительному несчастью. Этот человек исчез из вашего дома?
— Да.
— Как давно?
— Со вчерашнего утра.
— Вас не встревожило его исчезновение?
— Нет. Ему случалось иногда ночевать не у меня.
— Это он!
— Однако…
— Говорю вам: это он! Мы бы ошиблись, если бы пошли по другому пути.
— Я думаю то же, что и вы, друг мой.
— Что сделала графиня, получив это письмо?
— Взвесила свои возможности.
— Она необычайно богата?
— Да, однако она не может продавать или занимать деньги без согласия мужа, а спросить его согласия она тоже не может, потому что он сейчас в восьмистах льё от нее. Она собрала все свои бриллианты, кружева, драгоценности. Но все это очень дорого, когда покупаешь, зато теряет больше половины стоимости, когда хочешь продать: за все она сможет выручить семьдесят пять — восемьдесят тысяч франков.
— У нее есть подруги.
— Госпожа де Маранд… Она в самом деле поспешила к ней за помощью. Господин де Маранд в Вене! Все словно сговорилось, чтобы нас погубить! Госпожа де Маранд отдала ей все деньги, какие у нее были, и изумрудное ожерелье. Это еще шестьдесят тысяч франков. Бедная Кармелита не в счет, только зря ее растревожишь рассказом!..
— А у бедной Фраголы, — вмешалась девушка, — только это золотое кольцо, с которым она не рассталась бы и за полмиллиона, но у ювелира за него можно получить десять тысяч.
— У вас есть дядя, — подсказал Сальватор. — Генерал богат, он вас любит, он настоящий рыцарь и отдал бы жизнь ради спасения чести такой женщины, как графиня Рапт.
— Да, — согласился Петрус, — жизнь он отдал бы, а вот десятую часть своего состояния не даст ни за что. Я, естественно, подумал о нем, как и вы. Генерал резок и скор на расправу. Он сядет в засаду за деревом со спрятанной в трости шпагой и обрушится на первого же подозрительного прохожего, который будет идти в этот час по бульвару Инвалидов.
— И даже если этот прохожий, — подхватил Сальватор, — окажется нашим вымогателем, у него может не оказаться в кармане писем. Кстати, как сказал сам этот негодяй, любая попытка ареста или убийства повлечет за собой расследование, обнародование писем, а значит, и бесчестье для графини.
— По-моему, есть все же один способ, — отважился предложить Петрус.
— Какой? — спросил Сальватор.
— Вы знакомы с господином Жакалем?
— Да.
— Надо бы его предупредить.
Сальватор улыбнулся.
— Да, это самый простой и на первый взгляд естественный способ. Однако в действительности это крайне опасно.
— Почему?
— К чему привели официальные поиски Мины? Если бы не случай — я оговорился: если бы не Провидение, позволившее мне неожиданно обнаружить ее — она и по сей день была бы пленницей господина де Вальженеза. К чему привели официальные расследования в деле господина Сарранти? К исчезновению Рождественской Розы, как раньше исчезла Мина. Запомните, дорогой друг: наша полиция тысяча восемьсот двадцать восьмого года находит пропажу только в том случае, если она сама в этом заинтересована. Я почти уверен, что в деле, о котором идет речь, она ничего не обнаружит и, даже наоборот, постарается всячески нам мешать.
— Да почему же?
— Либо я глубоко заблуждаюсь, либо полиция причастна ко всему, что с нами происходит.
— Полиция?
— Или полицейские. Мы на плохом счету у господина Делаво, дорогой друг.
— Какое дело полиции до чести графини Рапт?
— Я сказал: полиции или полицейским. Существуют полиция и полицейские, как церковь и священники. Это две разные вещи. Полиция — заведение, предназначенное для спасения, но спасение это осуществляется испорченными людьми. Вы спрашиваете, какой интерес может иметь полиция в том, чтобы обесчестить Регину? А зачем было полиции похищать Мину? Какое ей дело до господина Сарранти, для которого через неделю на Гревской площади поставят эшафот? Какой полиции смысл в том, чтобы выдавать господина Жерара за честного человека, достойного Монтионовской премии? Какой ей, наконец, прок в том, чтобы Рождественская Роза исчезла из дома Броканты? Полиция, дорогой друг, это хитрая и коварная богиня, которая ходит лишь темными и невидимыми путями. К какой цели? Никто этого не знает, кроме нее самой, да и ей это не всегда известно. У нее столь разнообразные интересы, у этой достойной полиции, что никогда не знаешь, с какой именно целью она действует в настоящий момент: в интересах политики, морали, философии или просто чтобы посмеяться. Существуют люди с воображением, такие, как господин де Сартин, или с фантазией, как господин Жакаль. Они превращают полицию то в искусство, то в игру. У этого господина Жакаля чертовски богатая фантазия! Знаете, когда он хочет докопаться до какой-нибудь тайны, он повторяет максиму: «Ищите женщину!» В данном случае женщину не так уж трудно было найти. В настоящее время, кстати сказать, существует уже не одна полиция: есть полиция короля, полиция его высочества дофина, полиция роялистов, полиция крайних роялистов. Господин граф Рапт послан в Санкт-Петербург. Ходят слухи, что его отправили для тайных переговоров с императором о великом проекте, цель которого — альянс против Англии, а в результате мы получим назад наши рейнские границы. Кроме того, господина де Ламот-Удана вызывали в Тюильри. Его хотят ввести в новый кабинет, состоящий из господина де Мартиньяка, господина Порталиса, господина де Ко, господина Руа, господина де Ла Ферроне, да откуда мне всех знать?! Но маршал не поддается на уговоры. Он отказывается участвовать в работе переходного правительства. Возможно, кто-то надеется заставить маршала выбирать между портфелем и скандалом. Ах, дорогой мой! В наше время все возможно.
— Да, — вздохнул Петрус. — Только негде найти пятьсот тысяч франков.
Сальватор будто не слышал его слов; продолжая свою мысль, он сказал:
— Заметьте, однако, что я ничего не утверждаю наверное. Я ищу вместе с вами.
— А я даже и не ищу! — в отчаянии вскричал Петрус.
— В таком случае, — заметил Сальватор с улыбкой, удивившей Петруса, — я бреду в потемках один. Как бы там ни было, или я сильно ошибаюсь, или в этом деле замешана если не полиция, то хотя бы полицейский! Этот морской волк, поселившийся у вас, знающий вас с детства, под видом друга капитана Эрбеля рассказывающий ваши семейные тайны, вышел, как мне кажется, прямо с Иерусалимской улицы. Всю жизнь человека с колыбели до мастерской художника могут знать либо отец с матерью, либо полиция — мать всякого общества. Кроме того, я всегда полагал, что по почерку можно определить характер человека. Взгляните, какой рукой написаны эти строки…
Сальватор указал Петрусу на письмо.
— Рука уверенная, почерк размашистый, буквы ровные, четкие — писавший не пытался изменить почерк. Это доказывает, что автор настоящих строк не боялся быть узнанным: почерк точно отражает ум диктовавшего. Человек, состряпавший это послание, не только ловок, но и решителен; он отлично знает, что рискует угодить на галеры, но не колеблется ни в единой букве, все строчки ровны как одна, написаны ясно и четко, словно автор счетовод. Итак, перед нами ловкий, смелый и решительный противник. Ну что же, я всегда предпочитаю хитрости открытый бой. Так мы и будем действовать.