Самая шикарная свадьба
Шрифт:
Аркадий позвонил своему благодарному пациенту – Ван Ванычу – директору охранного агентства, которому год назад вылечил геморрой, и тот незамедлительно предоставил нам своих «орлов».
Охранники вошли в квартиру, мы остались на пороге подслушивать.
Орлы вели себя очень убедительно, однако передавать, в какой форме они настаивали на выплате компенсации за разгромленную овощную палатку, я не буду из этических соображений. Скажу только, что выражались они хоть и грубо, но понятно. Они даже
– Говори, кто за тебя может заплатить?!
– Отпустите меня, я сам вам деньги отдам! – кричал Михаил.
– Я всегда знала, что у него есть заначка! – прошипела Анжелка.
– Говори! – настаивал один из охранников, и до наших ушей донесся звук тупого удара.
– Оставьте в покое мою жену!
Анжелка зарделась от удовольствия и проговорила:
– Смотрите-ка, не выдает!
– Давай адрес жены, не то мы тебя тут и порешим.
– В асфальт закатаем! – прохрипел второй, после чего Михаил не задумываясь выпалил Анжелкин адрес.
– Сволочь! За тридцать сребреников продал! И как мне после этого жить! – всхлипнула Огурцова.
– Дайте хоть попить! – жалостливо попросил Михаил.
– Не давайте, не давайте ему! – категорично прошептала Анжела.
Охранники из агентства благодарного Ван Ваныча сделали свое дело и уехали. Теперь нужно было дождаться вечера.
Мы снова вернулись к Мисс Бесконечности и до пяти часов только и делали, что развлекали Иннокентия, чтобы он не сорвался и не отправился домой.
В пять Огурцова занервничала и сказала, что пора идти вызволять мужа.
– Подождем еще часок, – настаивала Пулька.
– Нет, я иду, – Анжелку, видимо, совесть заела, что она не дала охранникам напоить мужа водой, и все это время она сидела как на иголках.
Ничего не оставалось, как последовать за ней.
Мы снова очутились в скромной квартире Иннокентия, я открыла дверь, и Огурцова ворвалась в комнату.
– Жив! – театрально воскликнула она. – Девочки, мы успели! Он жив, они с ним ничего не сделали!
– Анжела… Любимая! Как ты тут оказалась?
– Интересно! Ты сам дал этим головорезам мой адрес! Сколько я натерпелась! Они грозились Кузеньку со Степанидой убить, всю нашу семью вырезать, если я за тебя выкуп не заплачу.
– Ты заплатила?
– Нет, ну а как бы я тут оказалась, если б не заплатила?! Девчонки все свои сбережения мне отдали! Наскребли с миру по нитке… – Она поразительно быстро вжилась в роль и даже всхлипнула, но тут же очнулась и закричала: – А ты! Как ты мог! Пьянь подзаборная! Ну что? Получил удовольствие? И дальше пить будешь?
– Нет, Анжелочка! Ни за что! Бог больше не спасет меня! Завтра же пойду к пастору и дам обет. Не умею я пить! Вечно в какие-то истории
Мы вошли в комнату, и я увидела завернутого в парашют Михаила – он напомнил мне куколку бабочки.
– Девочки, спасибо вам! Я все до копейки верну!
– Интересно, а как же иначе! Конечно, вернешь! – возмутилась Огурцова – она хотела взять с Михаила деньги и положить их себе на книжку – «на черный день».
Наконец-то наша операция с Михаилом была успешно завершена, все они уехали на Пулькиной машине, а я под предлогом того, что мне не хватило места, улизнула к бабушке.
Мисс Бесконечность сидела на кровати и заклеивала конверт, бывший бабушкин ученик, отвернувшись к стене, старательно выводил каракули на обоях шариковой ручкой.
– Иннокентий, пойдем домой, я тебя провожу.
– Да, надоел ты мне уже! – откровенно воскликнула бабушка. – Машенька, детка, ты тоже уезжаешь? Тогда отправь письмо, пожалуйста.
Я взяла письмо, довела Иннокентия до подъезда, вручила ему ключи и собралась уходить, как он вдруг недоуменно воскликнул:
– Постой! Ты ведь жениться обещала!
– Теперь же тебе Анжела нравится! А я не могу жениться на таком непостоянном и легкомысленном человеке! – крикнула я ему и побрела к метро.
Весь вечер Влас возмущался по поводу того, что я не явилась ночевать.
– Не дело это! Я не спал, ходил из угла в угол, места себе не мог найти. И зачем ты телефон отключила? Не дело это! – повторял он.
– Ты мне не доверяешь? – спросила я его в лоб и включила мобильник: – Не думаешь ли ты, что я была где-то в другом месте, а не у бабушки?
Он промычал что-то нечленораздельное и замолчал.
– У меня складывается впечатление, что ты меня ревнуешь. Если так, то напрасно – во-первых, не к кому, а во-вторых, это страшное, разрушительное чувство, – выговорила я и, подумав о том, что бы на этот счет сказала Огурцова, зловеще добавила: – Ревность – это смертный грех.
– Да не ревную я тебя вовсе! – Влас сбросил с себя простыню и закурил, а курил он только тогда, когда сильно нервничал. – Ты меня не понимаешь! И я не знаю, как тебе объяснить!
– Скажи просто и честно, – посоветовала я и положила телефон на тумбочку.
– Я не верю, что ты меня любишь! – выпалил он, потом, видно, пожалел, что сказал «просто и честно», и стал оправдываться. – Не то чтобы не верю, но любящий человек не поступает так, как ты. Вот я, к примеру, минуты считаю до конца рабочего дня, чтобы поскорее тебя увидеть. Понимаешь, для меня мука, когда ты не со мной.
– Но моя бабушка плохо себя чувствовала! – негодовала я. – Если бы у Олимпиады Ефремовны было плохо с сердцем, ты бы ее бросил?!