Самая страшная книга 2024
Шрифт:
Снегирь пищал. То ли от страха, то ли… Иван попытался разобрать, что чирикала птица. Точно! Он пытался что-то кричать ему. Что-то передать.
– Крест!!! – истошно чирикал снегирь. – Ну крест же, блин!!!
– Крест? – прошептал Иван.
– Она говорила! «Покажи мой крест»!
Сознание стало уплывать. На сей раз не от зелья, а от боли. На ступнях лопалась кожа, стекал, вытапливаясь, человеческий жир.
Крест?
И тут он вспомнил. Подвеска на шее Марьи. Да, она так и сказала: «Покажи ей мой крест». Каким
Дурея от волн боли, но не позволяя сознанию уплыть, Иван стал царапать на закопченной стене печи. Палка… Еще палка… И перекладины… По одной черточке на конце каждого луча…
– Так пошто ж ты не сказал сразу, от какой ты Марьи?!
Старуха ворчала и ворчала. А Иван лежал на лавке, не в печи. Лежал и шипел от боли.
– Терпи уж! Хочешь ног лишиться, что ль? Терпи давай!
Она ловко натирала его ступни жирной вонючей мазью, поднимаясь все выше, до коленей и бедер. Снегирь, освобожденный из плена, сидел в изголовье, недоверчиво косясь на углы. А Иван терпел, действительно терпел, хотя слезы одна за другой текли из глаз. То ли от боли, то ли от благодарности другу, спасшему ему жизнь. Благодарности, которую словами не выразить. От которой можно только плакать.
Красный клубочек скакал между корней, хорошо заметный на фоне черной земли. И лес, казавшийся с опушки непроходимым, раскрывал тропки и отодвигал ветки.
Клубок дала Баба-яга. Она же всучила Ивану пустой пузырек.
– Зачем?
– А воду ты как понесешь, в пригоршне?
А между тем лес понемногу менялся. Деревья становились все ниже и тоньше. Под ногами то там, то здесь появлялись бурые кляксы мха, а иногда начинало хлюпать.
Вновь поднялся туман. Он словно шел от проплешин, заполненных мутной водой. И в этом зыбком мареве кое-где зажигались зеленоватые огоньки. Их бесшумное колыхание почему-то наводило тоску.
Один из огоньков загорелся совсем рядом, там, куда катился клубок. Иван с опаской подошел ближе. Пламя походило на язычок свечи, разве что было куда больше и отдавало зеленым. Из лужицы под ним шли пузырьки. И вдруг там, под водой, как будто что-то шевельнулось. Медленно, как во сне, из глубины стало всплывать тело младенца, голого и синеватого.
Иван остановился. Снегирь предупреждающе чирикнул. Младенец всплыл почти полностью, развернулся лицом вверх и внезапно открыл глаза. Обычные человеческие глаза.
Живой? Снегирь чирикнул громче. Ребенок хлопнул ресницами – раз, два, – а потом вдруг ощерил огромный, от уха до уха, рот, наполненный острыми треугольными зубами.
Иван отпрянул, нашел глазами клубок и зашагал дальше, не разглядывая огоньки, которых становилось все больше и больше. И не обращая внимания на всплески, раздающиеся со всех сторон.
Болото закончилось внезапно. Местность резко пошла вверх, кривые березки сменились мощными соснами, под ногами скрипнул
Клубок тоже, казалось, приободрился. Он скакал между стволами, задорно подпрыгивая. Пока не подкатился к небольшому идеально круглому пруду, наполовину затянутому тиной. Обернулся вокруг него и лег, притихший, на берегу.
Неужели? Иван подошел ближе, нащупывая пузырек в котомке. Присел, заглянул в темную гладь пруда. Так вот ты какая, мертвая вода…
Здесь тоже было лицо, молодое девичье лицо, обрамленное длинными светлыми волосами. Иван вздрогнул – он узнал эту девушку.
– Анна?.. – спросил он севшим голосом.
– Здравствуй, Ваня! – ответила она. – Давно не виделись. А ведь я любила тебя.
– И я любил тебя.
– Зачем ты носил мне шоколадки, каждый день, каждую нашу встречу?
– Я любил тебя.
– Зачем рассказывал о чайках? Об игре в бисер? Зачем цитировал карманный справочник Мессии?
– Я любил тебя.
– Зачем читал стихи? Зачем посвятил мне колыбельную? Помнишь, «В легких объятиях призрачных грез…»?
– Я любил тебя.
– А зачем тогда спел эту мерзкую песню про электричку? Зачем говорил, что я неспособна на любовь? Зачем уехал в Питер с той блондинкой?
– Молодой был. Глупый…
– Зачем прогнал меня? Зачем не остановил, когда я пошла на мост? На мост самоубийц над Волгой?
– Аня… Анечка…
– Ты хочешь все вернуть? Скажи мне, ты хочешь?
Что-то билось. Что-то зудело и гудело под ухом. Надсадно и назойливо. Как будильник утром. Иван отмахнулся.
– Хочу!
– Тогда иди ко мне, Ваня! Иди, мы все вернем!
В затылок будто долбанули клювом. И еще раз.
– Ваня! Не отвлекайся. Иди ко мне. Ближе…
– Подожди, Анют! – взмолился он. – Сейчас, только разберусь…
Он повернулся. Точнее, хотел повернуться, но вместо этого вытащил голову из воды.
В затылок бился снегирь и истошно чирикал.
– Ванька! – орал Славка. – Ты что, блин, совсем сдурел?! Я думал, ты все, захлебнулся!
И тут до Ивана дошло. К горлу подступило, он отполз от пруда и долго блевал мутной водой и тиной. Один позыв за другим. Он не смог сосчитать, сколько вылилось из него – ведро? Два?
Когда тошнота закончилась, он обессиленно лег на землю.
– Живой? – чирикнул снегирь.
Иван кивнул в ответ.
– Хорошо. Значит, на живых эта вода не действует. Набирай – и валим отсюда.
Впрочем, далеко они уйти не успели.
– Гром?
Иван обернулся и увидел зарево над кромкой леса.
– Небо горит, – чирикнул снегирь.
Клубок подпрыгнул и покатился с удвоенной скоростью. Иван едва поспевал за ним.
Снова загрохотало позади. Или это вовсе не гром?
– Что там? – пробормотал Иван.
– Правильнее спросить, кто там, – отозвался снегирь.