Сами мы не местные
Шрифт:
Ладно, так и быть, уговорили. Все равно надо ждать результата анализа, а жрать я уже хочу как следует, утром-то в меня кусок не лезет. Ну-с, чем нас кормят? Какая-то рыба. Ну да, тут богато в этом смысле. Ох, а что ж она такая непрожаренная?..
Смотрю, целитель уминает за обе щеки. Пациент вяло ковыряется.
– Чего ж вы не едите, Лиза? – осведомляется целитель. – Что-то не так?
– Да она сырая почти. У вас нормальная?
– А так и должно быть, эту рыбу едят полусырой. Вы вон из пиалы семечек тыквенных возьмите и вместе
Что-то кликает у меня в голове. Худой, тошнит, боли в животе и сырая рыба. А в тыквенных семечках есть антигельминтики. Может, все-таки не анемия?
Отставляю тарелку и выхватываю из чемодана сканер.
– Дайте-ка я одеяло отогну, кое-что проверю. Вы тарелочку-то поставьте…
Больной что-то вяло бухтит, я не очень слушаю. Начинаю просматривать кишечник – и точно, вот он, лентец. Желтый, огро-омный! Тут как раз и анализ поспевает с подтверждением.
– Вам повезло, – усмехаюсь. – Сейчас мы вас вылечим.
Препараты от глистов я вожу с собой всегда, потому что с этим муданжским сыроедением удивительно, как тут все поголовно ими не болеют. Надо было сразу догадаться, конечно, а то анемия, рак, ужасы всякие… Если бы тут местный целитель был, он бы сразу понял, в чем дело. Наверняка у жителей побережья часто глисты бывают, только их семечками выводят.
– Что же с ним? – вопрошает целитель, жуя.
– Червь. Вот полюбуйтесь. Это от сырой рыбы.
Сую ему экран. Целитель любуется. Секунд пять. А потом быстро-быстро покидает комнату, уронив тарелку.
– Что там? – в ужасе спрашивает Изинтовтой.
– Потом увидите, а то еще заблюете тут все… Сейчас скушаете лекарство и часа через три еще разок, а потом будете месяц пить таблетки. И все, выздоровеете.
Червь послушно отвалился и через несколько часов (пока я писала дневники, искала в чемодане закопанное на самое дно минеральное слабительное и осматривала гобелены в гостиной) вышел, все двадцать пять метров. Я, естественно, не преминула наглядно объяснить домочадцам, почему плохо есть сырое. Правда, пациента потом пришлось выводить из обморока. Когда он немного очухался, я выдала ему витамины, снабдила инструкцией, как принимать, и поскорее покинула дом. На членов семьи Изинтовтоя так скоропостижно снизошло озарение, что в доме плохо пахло. Не скоро они меня забудут, ох не скоро…
На свежем воздухе Алтонгирел слегка оклемывается и ведет меня на постоялый двор, где нас ждет Азамат. Мы замечаем его издали – он сидит на террасе, вытянувшись во весь рост по касательной к плетеному диванчику, потягивает чай и что-то читает с телефона. При нашем приближении его лицо принимает озабоченное выражение.
– Боги, Алтонгирел, что там еще произошло?
– Ничего, – выдавливает сине-зеленый духовник. – Она его вылечила. Но, м-мать-устрица, могла бы и не показывать…
– Ну что ты, это очень познавательно, я считаю, – лучезарно
– Не нам, – быстро поправляет меня духовник. – Я ничего не буду!
Я ржу, Азамат недоумевает, но подзывает трактирщика. Тот немедленно предлагает местный деликатес.
– Только не сырую рыбу! Надеюсь, ты ее не ел? – быстро говорит Алтонгирел.
Азамат недоумевает еще больше:
– Нет, а что?..
– Ты не переживай, Алтоша, – успокоительно говорю я. – Это не только в рыбе и не только в местной. Это в любом сыром мясе может быть. Ну немного другой формы или цвета…
Алтонгирел вытаращивает глаза, машет на меня руками и убегает в кусты. Азамат начинает смеяться. Когда озадаченный трактирщик уходит с заказом, я в мягкой форме пересказываю мужу, в чем было дело. Ему-то я про глистов рассказывала, надо же было объяснить, почему я сырое не ем.
– С ума сойти, – качает головой он. – Чего только в природе не бывает…
Меня страшно радует его философское отношение к миру.
Возвращается Алтоша, бледный, но живой. Тут мне приносят огромную миску дымящейся лапши с морепродуктами, и ему опять становится плохо. Правда, не настолько, чтобы бежать в кусты.
– Теперь я все понимаю, – стонет он, стараясь не смотреть, как я уплетаю креветок. – Если она после такого может есть, то неудивительно, что ей плевать на твою внешность.
Азамат смеется, а я вот резко вспоминаю, с чего все началось.
– Да, кстати, – говорю. – Что это было за… – тут я вставляю пару словечек, которые Азамат меня специально просил никогда не употреблять, – насчет непускания в машину? Ты что, серьезно собирался ему это спустить с рук? Алтонгирел, ты тоже хорош друг, хоть бы возмутился!
– А чего тут возмущаться, – пожимает плечами духовник.
– Лиза, ты не понимаешь, – перебивает его Азамат. – Это нормальное отношение к таким, как я. Я же тебе говорил, семья Изинботора очень традиционная, они бы меня и на порог не пустили. Ну или в машину, какая разница. В столице народ разный, всякое повидали, а тут глухая деревня, хоть и богатая. Чего ты от них хочешь…
– Я хочу, чтобы они тебя уважали, это довольно очевидно, по-моему. Но ты, видимо, считаешь, что их надо поддерживать в их дикарстве?
– Нет, я просто боялся, что ты и ему влепишь по лицу, а это был бы чудовищный скандал.
– А я похожа на человека, которого можно напугать перспективой скандала? – интересуюсь я.
– Нет, но я похож, – угрюмо отвечает он. – Ты зря думаешь, что, если весь Муданг узнает, как ты меня защищаешь, ко мне станут лучше относиться. Скорее уж наоборот.
– Значит, ты предпочитаешь топать тридцать километров по солнцепеку в неизвестном направлении, но не поставить подонка на место? Азамат, да ты ж его пальцем перешибить можешь! Почему ты должен терпеть от него оскорбления?