Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
Къ подъзду подали допотопную пролетку съ поднятымъ верхомъ, запряженную старымъ-старымъ сивымъ конемъ, который въ самыхъ экстренныхъ случаяхъ шелъ легкой рысью, a то такъ предпочиталъ итти шагомъ, но не забылъ привычки гнуть лебединую шею и иногда рылъ копытами землю, больше же всего дремалъ, опустивъ голову и мечталъ о далекомъ прошломъ, когда онъ былъ красою замоскворцкихъ коней и поражалъ, бывало, на гуляньяхъ въ Сокольникахъ знатоковъ и любителей своими „статями“ и своимъ ходомъ.
Старушка, благословясь, влзла въ пролетку, подсаженная Салатинымъ.
У воротъ стояла кучка народа, заглядывая во дворъ и воюя съ дворникомъ, который грудью
– Что за народъ! – спросила Ольга Осиповна у кучера.
– Такъ-съ… Зрящій…
– Да что за зрящій?… Зачмъ?…
– По глупости-съ… Узнали, что съ Васильемъ Матвичемъ случай какой-то, ну, и пришли смотрть… Болтаютъ разную ахинею, сказки размазываютъ… Куда прикажете Ольга Осиповна?…
– На Полянку! – отвтилъ за бабушку Салатинъ.
Древній рысакъ шевельнулъ ушами на посылъ кучера, подумалъ немного и тронулся, а изъ воротъ вышелъ такимъ молодцомъ, поощренный кучеромъ, что сосди даже и не узнали его.
– Слышалъ? – обратилась къ Салатину Ольга Осиповна, когда пролетка, гремя винтами и гайками, похала по переулку. – Пронюхали ужъ!… Появись-ка тутъ Врочка, такъ толпа цлая соберется!…
– Да! – усмхнулся Салатинъ и пожалъ плечами. Очевидно, истину или часть этой истины „улица“ знала.
Быть можетъ, тайну Настенька сболтнула кому-нибудь, быть можетъ, подслушала прислуга, но улица уже знала, что въ дом Ольги Осиповны длается что-то особенное.
Салатинъ теперь вполн одобрилъ планъ бабушки и окончательно ршилъ отпировать свадьбу въ Ярославл.
Сивый конь между тмъ довольно исправно везъ пролетку, и она скоро остановилась на Полянк у домика Степаниды Аркадьевны.
Вра первая увидала бабушку и бросилась встрчать ее.
– Вася… Вруня! – вскрикнула старуха, увидавъ внучку и приняла ее въ свои объятія.
Долго-долго рыдала двушка не груди старухи, а та цловала ее, гладила ея курчавые волосы, всхлипывала и отъ волненія ничего не могла говорить.
– Маменька что-ли ейная? – тихо спрашивала у Салатина Степанида Аркадьевна, тоже со слезами на глазахъ.
– Бабушка…
– Такъ, такъ… Важная должно быть старуха, строгая.
– Очень даже… Вотъ она сейчасъ васъ примется отчитывать за укрывательство бглянки!…
– Ну?
– Непремнно. Полицію хотла пригласить съ собою, да я ужъ отговорилъ…
– Ну, будетъ теб, соколикъ, пугать-то меня старуху!… Я не при-чемъ тутъ, я скажу, что знать не знаю, вдать не вдаю замысловъ вашихъ…
Салатинъ засмялся.
– Вы самоваръ-то идите ставить, да чтобы варенье всякое было…
Старушка побжала.
– Постойте! – остановилъ ее Салатинъ. – Шампанскаго надо будетъ, такъ вотъ пошлите дворника… Заживемъ, запируемъ, Степанида Аркадьевна, загуляемъ!…
Ольга Осиповна между тмъ вошла въ комнаты, поддерживаемая подъ руку Врою.
– Ну, дай же ты мн, обманщица негодная, посмотрть на тебя! – сказала Ольга Осиповна и, отодвинувъ отъ себя Вру, стала смотрть на нее.
– Двка, какъ двка! – говорила она, покачивая головою. – И лицо двичье и поступь, и станъ, а я дура простоволосая за мальчишку столько времени ее считала!… Да что я? я старая карга, а, вдь, и другіе тоже!… Ну, обдумали вы съ маменькою штуку!…
– Простите, дорогая! – проговорила Вра, рдясь румянцемъ.
– Богъ проститъ… Теперь все кончено, все забыто, да и не ты и виновата… Вася, вишь… Ахъ, Господи, Господи!…
Старуха оглядла двушку съ ногъ до головы.
– Пригожая! – промолвила она. – Въ мать, – та, вдь, тоже была красива…
Ольга
– Ты, соколъ, любишь ее что-ли?…
Салатинъ взялъ Вру за руку и повелъ къ бабушк.
– Больше жизни! – воскликнулъ онъ. – Благословите насъ, дорогая…
– А ты не торопись! – сурово остановила его стаpyxa. – У нея мать есть, а я „съ боку припека“, мое дло впереди… Надо послатъ за Анной, да батюшку пригласить, да по форм все сдлать…
И сдлали все по „форм“.
Въ этотъ-же день Вра съ матерью и женихомъ ухала въ Ярославль, а на другой день ухала за ними и Ольга Осиповна, пригласивъ домовничать старуху-родственницу.
Черезъ нсколько дней, въ самомъ начал „большого мясода“ [17] была отпразднована свадьба и „молодые“, слдуя новой мод, ухали въ Крымъ, гд начинался осенній сезонъ. Ухала съ ними и Анна Игнатьевна, ухала счастливая, расцвтшая, помолодвшая на десять лтъ и хорошо „награжденная“ матерью.
[17] Время после Успенского поста (где-то в августе).
В Успенский мясоед к столу подают: лебедей, да потрох лебяжий, журавлей, цапель, уток, грудинку баранью с шафраном на вертеле, вырезку говяжью на вертеле, языки на вертеле, потрошки свиные, курятину заливную, отвары куриные, говядину, свинину заливную, юрмы, лосину, солонину с чесноком и с пряностями, зайчатину в латках, зайчатину с репой, зайчатину заливную, кур на вертеле, печень баранью просветленную с перцем и с шафраном, говядину вяленую, свинину вяленую, колбасы, желудки, ветчину, рубцы, кишечки, кур вяленых, карасей, кундумы, щи.
А на ужин в Успенский мясоед к столу подают: зайчатину печеную, буженину, квашенину, головы да ножки свиные, полотки, зайчатину соленую, свинину, ветчину.
Были слухи, что Анна Игнатьевна тоже выходитъ замужъ, но слухи эти не подтверждались, а изъ Крыма она съ молодыми въ Москву не вернулась, отправившись въ Петербургъ, гд у нея были какіе-то знакомые.
Ольга Осиповна хотла, было, послиться въ дом Салатина и ужъ намревалась отдавать свой домъ подъ квартиру, да соскучилась по родному углу и вернулась въ него доживать свой вкъ, а чтобы ей не было одиноко и скучно, такъ она взяла съ собою Настеньку, – „модная двица“ сумла помириться со всми, прикинулась лисичкою, смирилась и живетъ до сихъ поръ у Ольги Осиповны, высматривая хорошаго женишка.
Деньгами ее старуха награждаетъ и свахи знаютъ, что за „модною двицей“ будетъ хорошее приданое…
КОНЕЦЪ
ПРИЛОЖЕНИЕ
Ванюшка и царевна
Жила-была в одной деревне крестьянка Марья. И был у нее сынок Ванюшка. Хороший вырос парень – красивый, здоровый, работящий. Вот приходит он как-то раз к матери и говорит: