Самвэл
Шрифт:
Когда вошел Малхас, оба письма были готовы. Самвел обратился к нему с вопросом:
— Тебе знакомы дороги на правом берегу Аракса?
— Знакомы. — ответил всегда готовый к услугам гонец. — Но там несколько дорог. О которой спрашивает мой господин?
— О той, что идет прямо вдоль берега до самой Астхапат-ской переправы.
— Знаю. Самая плохая дорога. И самая опасная. Она то спускается к самому берегу, то петляет по склонам утесов, а то забирается в узкие ущелья и никогда не удаляется от реки.
— Именно о ней я и говорю. Вот тебе письма. Сначала пойдешь в сторону
Малхас принял письма без тени колебания, спросил только:
— Господин мой прикажет отправиться прямо сейчас?
— Нет, дождись темноты. Выйдешь из стана только когда совсем стемнеет — и чтоб ни одна живая душа не заметила!
— Сам сатана ничего не заметит, — уверенно пообещал гонец. — Только куда отнести эти письма? И кому?
— Неподалеку от монастыря Предтечи, у подножия горы Махарат, на скале сидит монах. Одно письмо отдашь ему.
— Которое? Твой покорный слуга грамоте не разумеет.
— Которое перевязано красным шнуром.
— А если монаха на скале не будет?
— Будет. Он сидит там, словно дух скорби, на пепелище своего великолепного монастыря, который Меружан сравнял с землей, и безутешно оплакивает свою утрату.
— А что делать дальше твоему покорному слуге?
— Потом от развалин монастыря пойдешь дальше, в сторону города Храм. Иди по дороге, пока не встретишь крытый паланкин, весь словно погребальные носилки, обитый черной тканью. Паланкин сопровождают вооруженные горцы. Второе письмо — с зеленым шнуром — вручишь тому, кто сидит в паланкине.
— Твоему слуге следует знать, кто это?
— Никто этого не знает, кроме вооруженной охраны, а она держит это в глубокой тайне. Тебе тоже нет особой надобности знать, кто это лицо.
— Что должен делать твой слуга, вручив письмо?
— Пойдешь дальше, пока не встретишь князя Гарегина Рштуни и его вооруженных горцев. Передашь ему от меня всего одно слово: «Поспеши».
— А если он станет расспрашивать?
— Расскажи все, что знаешь. Думаю, тебе уже известно о персидском войске все, что нужно.
— Твой покорный слуга знает все: сколько всего воинов, сколько конных, сколько пеших, сколько полков и кто стоит во главе каждого.
— Этого вполне достаточно. Иди, и да поможет тебе Бог.
Верный гонец, быстрый как мысль и ловкий как бес, был
всей душою предан Самвелу и всегда радовался, когда тот давал ему новое поручение. Но в этот раз он был особенно доволен, ибо и ему тяжко легла на сердце горечь происходящего, и была утешительна мысль о том, что и он может оказаться хоть как-то полезен общему делу.
После ухода Малхаса в шатер вошел Арбак.
— Отодвинь занавеси, — велел Самвел, — и посмотри, нет ли поблизости чужих.
— Никого нет. Все толпятся у костра, смотрят, как жгут Божьи книги.
Старик отодвинул занавеси и сел. Самвел заговорил еле слышным шепотом:
— Я пойду на обед к Меружану, хотя его яства для меня горше яда. И постараюсь извлечь пользу из этой встречи. За обедом подведу разговор к тому, чтобы на завтра назначили большую охоту в прибрежных зарослях Аракса. Будь готов сопровождать меня и подготовь заранее всех наших людей. Понял?
— Все понял! — многозначительно отозвался старик и благоговейно поднял глаза к небесам, словно испрашивая их благословения.
Самвел продолжал:
— Каждый из моих людей должен хорошо знать, что ему надлежит делать: малейшая ошибка может погубить все дело. Они должны следить за условными знаками и действовать в соответствии с ними. Если обстоятельства изменятся, ты должен тут же подсказать им, что делать.
— Арбак уже обо всем распорядился, не беспокойся, — ответил старик и подал знак прекратить разговор: к шатру приближался князь-отец.
— Пойдем, дорогой Самвел, — сказал он, войдя внутрь. — Меружан уже, наверно, дожидается нас: все остальные гости в сборе.
И сказали персидские военачальники Звите, протоиерею города Арташата: «Выйди из рядов пленных и ступай, куда хочешь. И не согласился иерей Звита, но ответил: «Куда поведете паству, туда же ведите и пастыря, ибо не пристало пастырю покидать в беде пасомых, но долг его — положить жизнь свою за агнцев своих». И сказав это, вошел в толпу пленных и пошел в плен в Персию со своим народом.
Фавстос Бюзанд
Был полдень. В обширном голубом шатре Меружана собрались гости. На самом почетном месте восседал Айр-Мардпет, занимая огромной фигурой и нелепым одеянием место, которого хватило бы на несколько человек. По правую и левую руку от него сидели два персидских жреца-мага — в белых одеяниях и семигранных островерхих шапках, похожих на сахарные головы; на высоких гранях этих уборов были вышиты разноцветными шелками таинственные письмена. Рядом с одним из магов сидел Ваган Мамиконян, рядом с другим — Меружан, рядом с Меружаном — Самвел и юный Артавазд. Далее соответственно знатности рода и личным заслугам расположились персидские военачальники, в том числе и видный полководец Карен. Среди гостей не было только Арбака. Он наотрез отказался разделить трапезу с Меружаном и на обед не пришел. Меружан не обиделся: ему тоже был известен норов упрямого старика.
Меружан поражал своим сходством с Самвелом. И лицом и статью дядя походил на племянника как две капли воды, разве что возраст и прожитые годы придали его облику больше зрелости и мужественности. Это был человек на редкость привлекательной наружности, к тому же веселый и красноречивый, нисколько не похожий в этом смысле на замкнутого и меланхоличного Самвела. Меружан долго пробыл при тизбонском дворе, вращался в кругу самой родовитой персидской знати и перенял все тонкости персидского жизненного уклада. В любом обществе он привлекал к себе всеобщее внимание и всеобщие симпатии. При этом князь Арцруни усвоил не только персидскую изысканную вежливость, но и персидскую хитрость, скрывая ее под личиною своей красивой, обманчиво-обаятельной внешности.