Самвэл
Шрифт:
Современный ему историограф Фавстос Бюзанд пишет:
«Тогда (на Аштишатском соборе) определили, установили и записали в решении собора, что весь народ земли армянской провозглашается всеобщей монастырской братией».
Иерей Месроп добавляет:
«При Нерсесе Великом вся Армения стала как бы единой и совершенной личностью, руководимой страхом Божьим».
Сколь велик был замысел, и сколь тяжелы оказались последствия! Может быть, Нерсес Великий выдвинул и заставил принять на Аштишатском соборе составленную им программу, движимый исключительно христианскими чувствами и добродетелями, которые были столь сильны в нем, а может быть, жестокость
И, наконец, великий патриарх, подвигнутый, быть может, одним лишь милосердием, а не продуманным до последней мелочи замыслом, просто не мог предвидеть до конца все последствия своего грандиозного предприятия, которые не могли привести ни к чему иному, кроме как к превращению Армении в церковное государство под знаменем святого креста?
Так или иначе, начало всеармянскому монастырю духовных братьев было положено. Настоятелем этого всеобщего монастыря был сам католикос — Нерсес Великий. Это обширное хозяйство он поручил особым блюстителям из духовенства, во главе которых поставил своего дьякона Хада, который потом был возведен в сан епископа. К чему же привело создание такого монастыря?
Это был самый серьезный экономический вопрос того времени, и именно в его решении кроется истинная побудительная причина всех тех раздоров и войн, которые имели место между духовной и светской властью и которые ускорили прискорбную гибель Аршакидского государства.
Выше отмечалось, что уже при Просветителе, когда в Армении стали появляться первые монастыри, новообращенный царь Трдат со всею щедростью неофита законодательно закрепил за церковью по «четыре земли» в каждой деревне и по «семь земель» в каждом крупном поселении армянского государства. Кроме того, церковь получала особую десятину со всего, что производится в стране. Церковь захватила также все земельным угодия, которыми владели прежде языческие храмы.
При Нерсесе Великом, когда неслыханно увеличилось число монастырей и различных богоугодных заведений, в той же пропорции росло и число церковных владений. Патриарх жаловал им все новые и новые поселения и деревни. Все учрежденные им церковные владения Нерсес обеспечил постоянным доходом.
Помимо добровольных пожертвований, когда желающие по своей воле завещали свое имущество церкви, она считалась единственным законным наследником выморочного имущества, и к ней переходило все движимое и недвижимое имущество покойного. Все это немало способствовало росту несметных богатств церкви.
Когда Ваче Мамиконян по повелению Хосрова II истребил последних наследников княжеских родов Манавазян и Вор-дуни, оба эти нахарарства со всеми землями отошли к церкви. Все княжество Манавазян, все его города и села перешли к епископу Албианосу, и он передал его церквам своей епархии. А княжество Вордуни со всеми городами и селами получил епископ Басена. Таким образом, церковь и ее многочисленные монастыри, захватывая обширные земли, постепенно стали самыми богатыми землевладельцами в государстве, между тем как царь был зажат, как в тисках, в границах Айраратской области, а нахарарские роды настолько разрослись, что уже не могли существовать за счет своих земель.
Если бы монастыри были сугубо религиозными институтами, в которых огромное множество иноков, не занимаясь никаким трудом, лишь потребляло бы богатства
Царь Аршак II предоставил народу в качестве убежища один город, и в короткое время там собрались недовольные со всех концов Армении, а Нерсес Великий основал сотни монастырей и привлек на свою сторону всю Армению.
Монастырь давал кусок хлеба, кормил нищих, лечил больных, содержал сирот и вдов, учил и воспитывал детей народа. Он брал у народа, но и возвращал ему с процентами. Наконец, народ был и сам членом монастырского братства. Народ был доволен, народ не роптал.
Роптал царь. Роптали и нахарары.
Царь с ужасом заметил, что в его государстве появилось еще одно государство — духовное, которое постепенно и незаметно прибрало к рукам не только большую часть земель, но и народ. Оно стало высшим и непререкаемым священным авторитетом, перед которым склонялись все.
Царь содрогнулся: он понял, хотя и очень поздно, что авторитет церкви приобрел уже такую силу и могущество, что она держит в своих руках и царский престол. Быть может, беда разразилась бы не так скоро, быть может, Аршакиды проявили бы большую терпимость, если бы духовная власть не вышла за свои узко церковные пределы. Однако церковь стала смело вмешиваться в дела государства.
Тайна исповеди дала духовенству широкие возможности заглянуть в душу народа. Благодаря исповеди церковники узнавали о делах людей и начали судить за проступки и преступления и определять за них наказания, которые сначала ограничивались только церковным покаянием, но постепенно приняли форму и светских наказаний: к ним присоединили штраф и телесные наказания (порку).
От телесных наказаний освобождалось только дворянство, а денежные штрафы налагались на людей всех званий. Так, церковь наказывала за мирские преступления. Церковь вмешивалась и в такие споры, которые носили чисто гражданский характер, например, тяжбы о разделе земли, о захвате земли и тому подобное. Церковь вмешивалась и в сбор податей, причем не как посредник-миротворец, а как полномочный судья.
Все это прямо противоречило правам и царя и нахараров, которые считали себя единственными властителями на своей земле и только за собой признавали право казнить и миловать.
Аршакиды не привыкли считаться с какой бы то ни было властью, кроме своей собственной. Аршакидский царь сам был священной персоной. Он соединял в себе начало земное и начало небесное — власть духовную и светскую. Христианство лишило его ореола святости и передало этот ореол главе церкви — католикосу. Этого Аршакиды забыть не могли.