Самвэл
Шрифт:
Так они и поступили: привязали божьего посланца к хвосту дикой кобылицы и разметали прах его по Ватнянской долине.
Вот каких соседей имела Армения (и агваны еще были лучшими из всех!). А армянам предлагали смирять их христианской кротостью.
Немалую часть иноземных церковнослужителей составляли, как уже отмечалось выше, отшельники, и они своим мертвящим примером убивали жизненные силы народа. Остальные принадлежали к различным братствам, прибравшим к рукам монастыри. Насколько первые отрекались от жизни и мирских утех, настолько же вторые не брезговали никакими средствами, дабы обогатить свои монастыри.
Прискорбно, что именно они стали учителями армян. Во всех школах, основанных Просветителем в царствование Трдата, и во всех школах,
Греческие и сирийские школы, возглавляемые греческим и сирийским духовенством, могли оказаться еще опаснее, если бы вышли за монастырские стены и распространили свое влияние среди народа. Но они были ограничены монастырями и, хотя народу не было от них пользы, но, по крайней мере, не было и вреда. В них готовили только священнослужителей — армянское духовенство с сирийским и греческим образованием.
Эти чужие, чуждые и непонятные армянскому народу языки звучали и в армянских храмах. Все священные книги, асе молитвы и Богослужения — все было на этих языках. Народ не понимал ни слова из того, что говорилось в церкви, и потому не имел от нее никакой пользы. Именно в этом кроется причина, почему христианство так медленно распространялось в Армении.
Армянский язык сохранился в древних языческих песнях, которые все еще пел народ, которые он все еще любил, сохранился в древних языческих обрядах, от которых народ все еще не отказался. Армянский язык сохранился в устах народа, подвергаясь гонениям со стороны духовенства.
После всего этого вполне понятно, какое губительное влияние могли иметь столь многочисленные монастыри с их чужеземными священнослужителями, коль скоро народ должен был получать питающие его душу и ум знания из чужих рук. Чужестранное духовенство недолго скрывалось под личиной подвижничества. Богатство постепенно сняло с него покров притворного благочестия. Монахи, презревшие мирскую славу и утехи, прежде едва прикрывавшие лохмотьями свою наготу, питавшиеся только плодами и кореньями — когда обогатились сами и обогатили свои монастыри, начали не только вести вызывающе роскошную жизнь, но и лелеять чрезмерно честолюбивые замыслы. Мы уже имели случай показать, что последние Аршакиды6 отчасти исправили ошибку Трдата, запретив иноземцам занимать высокие посты в управлении церковью, (например, стоять во главе епархий), и терпели их только в монастырях, на которые те издавна наложили руку. Высшая духовная власть и сан католикоса были наследственной привилегией рода Просветителя и лишь позднее на время перешли к роду Албианоса, а епископами епархий могли быть только армяне по национальности. Исключения были крайне редки.
Но в конце царствования Арташеса III церковники-иноземцы сделали попытку захватить не только должности епископов, но даже и патриарший престол. Тяжелые политические обстоятельства того времени благоприятствовали им. Государство Аршакидов переживало период упадка: царь был бессилен, нахараров раздирали междоусобицы. Они восстали против Арташеса, считая более приемлемым для себя тяжкое ярмо иноземной власти, нежели подчинение своему царю. Армения стояла на пороге гибели. Персам оставалось нанести последний удар — и власть последнего из Аршакидов пала...
В этих гибельных обстоятельствах чужаки поспешили воспользоваться случаем. В выборы католикоса, издревле бывшие делом только армянского царя, армянских нахараров и армянского народа,
Изменники стали подлым орудием в руках персидского царя и дали ему возможность осуществлять свое губительное вмешательство во все установления свободной армянской церкви. Даже право возводить в епископский сан и распоряжаться имуществом епархий стало зависеть от персидского царя. Армянский католикос действовал рука об руку с персидским марзпаном, то есть наместником, под властью которого оказалась тогда Армения.
Все эти трагические события произошли, когда Саак Пар-тев, последний потомок рода Просветителя, был еще жив. И хотя сириец и стоявшие за его спиной персы лишили Саака власти пастыря Армении, он уже завершил великое дело ее спасения. Он сошел с исторической арены, но победа осталась за ним. Последний в роду Просветителя, он нанес и последний, самый сокрушительный удар господству иноземцев в духовной жизни Армении. Пророчески предугадывая грядущие опасности, Саак воздвиг несокрушимый заслон на их пути. Царский престол пал, патриарший престол оказался в подчинении у персов, но Партев все же спас церковь и спас народ.
Каким образом?
Великий патриарх и его соратник Месроп Маштоц создали армянские письмена и новую письменность. Армянский язык утвердился и в армянской школе и в армянской церкви, армяне стали молиться на родном языке и читать тоже на родном языке. И это стало концом засилья чужеземного духовенства. Прежде, как мы уже видели, в армянских школах изучались греческий и сирийский языки, учителями в них тоже были греки и сирийцы, их языки безраздельно господствовали и в армянской церкви. После изобретения армянского алфавита они были изгнаны. Все священные книги были переведены на родной язык народа, церковь и школа стали истинно национальными и освободились от пагубного влияния чужеземного духовенства. Верховная власть над церковью, изменнически захваченная ими, тоже вскоре ушла из их рук.
Так, последний просветитель из рода Григория Просветителя положил начало «Золотому веку» армянского возрождения, когда Армения воскресла вновь и расточилось царство тьмы...
ОДИН ЦА ЗАПАДЕ, ДРУГОЙ — НА ВОСТОКЕ
I ПАТМОС
Море было безмолвно. Оно набегало на скалистые берега острова Патмос так бережно и беззвучно, точно боялось пот-реножить его вечерний покой. Солнце клонилось к западу, и его прощальные лучи с какой-то особой нежностью касались белой гальки и пестрых раковинок берега, словно им было жаль расстаться с этой красивой игрушкой.
Одинокий остров напоминал собою небольшой гриб, выглянувший из воды. И море давно поглотило бы его вновь, если бы этот клочок суши не освятил своим присутствием праведник.
Со всех сторон окруженный водой, сам остров был почти безводен. Ни река, ни даже ручеек не поили своими водами его буйную зеленую растительность, одно лишь море своим влажным дыханием питало, подобно огромной теплице, вечную свежесть его одеяния. На бугристой конусообразной поверхности разрослись во всей своей необузданной дикости самые разнообразные растения. Вот своенравная смоковница цепляется голыми корнями за расщелины утеса и прикрывает широкими листьями его могучую грудь. Вот улыбается своими пурпурными цветами гранатовое дерево. Вот тянется вверх, словно целуясь с небесами, стройный кипарис. Лучи солнца не в силах проникнуть в глубину его плотной густой кроны, и в ней царит отрад-