Самый яркий свет
Шрифт:
— Неудивительно. Что ж, раз Вы не хотите моего тела…
— Очень хочу!
— Верю, — я хихикнула, потрогав напрягшийся член Сержа, изъявивший гораздое желание покинуть кальсоны.
Он покраснел, однако лишь устроился удобнее на кровати в моих ногах, готовый выслушать урок истории.
Теперь главное — не растянуть лекцию на всю ночь, превратив удовольствие в проповедь. Но и в двух словах не расскажешь.
— Мани не был Богом со своего рождения. Он и не есть Бог, он стал первым Пророком Царя светлого рая. Видите ли, Серж, манихеи в отличие от христиан наделены возможностью оценивать Его заветы критически, у нас нет догм, но нет и неразрешимых споров. Мани, если говорить откровенно, взял лучшее, что было у христиан,
Рассказ захватил корнета, хотя и было видно, что воспринимает он его больше как сказку на ночь. Впрочем, вряд ли Серж так уж хорошо знает христианский канон. Наверняка, Ветхий завет в его голову вбили увесистым томом Писания, однако, уверена, спроси гвардейца о сотворении мира, как это изложено Моисеем, в ответ получишь только невнятное мычание. Столь высокие материи вряд ли серьезно интересуют молодого кавалериста.
— Но как манихеи творят ворожбу? И как Церковь попустила это?
— Тут все просто и сложно одновременно. Почему попустила? Потому что последователи Мани действительно творили чудеса. Но главное не это. Знаете, почему в лютеранских землях нет освещенных? Потому что лютеранские священники выжигали «манихейскую ересь» самым что ни на есть прямым способом. Костры горели по всей Германии, а в них нашли свою ужасную смерть наши братья и сестры. Лютеране любят это дело, сколь черных легенд сказано про испанскую инквизицию, но именно последователи Лютера полюбили аутодафе больше Господа своего. В Россию же первые манихеи пришли еще при Алексее Михайловиче. Встретили их не ласково, но при Петре Великом для нас все изменилось. Он осознал пользу, которую могут принести освещенные, принял их право на веру и осадил священников. Вот Вам, Серж, и ответ, почему в Империи попы не препятствуют детям Мани. Император стоит над Церковью, а не рядом с ней и не под ней.
— Не думал об этом даже. Чувствую себя глупым мальчишкой.
Ох, как знакомо мне это чувство в последние дни…
— А что до «ворожбы», то здесь в самом деле сложно. Не каждый почитатель Мани способен озарять, но только он может быть освещен. Почему так происходит, никто не знает, но ни христиане, ни магометяне, ни жиды, поклоняющиеся своему Яхве — никто больше не может принять Свет. И ворожбой наши таланты назвать нельзя. Деревенские ведуньи, европейские колдуны — все они учат какие-то наговоры, заклинания, хотя силы в них — как зерна в амбаре с мышами по весне. Но на самом деле Свет дается от рождения, и нет никакой возможности выбрать его. Нельзя выучить чужой талант. Можно лишь научиться озарять своим.
Какое-то время мы молчали, корнет снова оказался мучим невысказанным вопросом, который я, однако, хорошо поняла и без слов. Присмотрелась, благо после молитвы это было легко, и слегка покачала головой.
— Не вижу в Вас Света, Серж. А это один из моих талантов — видеть.
— Даже если я посвящу себя Мани?
Даже выговорить это он смог с трудом, вся его суть восстала против такого богохульства,
— Такое случалось, но помните? Не каждый манихеец будет освещен. Хотите ли Вы загубить душу в надежде на такую корысть? Поймите, Сережа, для меня вера — это не плата за талант, не мзда за Свет. Это часть меня самой. Вся моя жизнь состоит в служении Свету, чтобы и после кончины я влилась в него, отдала ему частичку себя в противостоянии с Мраком. Чтобы в битве с ним Свет заборол Мрак.
Свечи почти догорели, корнет встал, чтобы сменить их. Я любовалась его статью, силы уже вернулись, поэтому получилось сесть, подобрав под себя ноги. Серж чертыхнулся, обжегшись воском. Пока он снимал нагар, я скинула рубаху, оставшись нагой. И в неровном, дерганом свете было видно, как мой конфидент покраснел, подобрался, стараясь скрыть восставшее естество.
— И о Ваших словах, что манихейские женщины доступны. Это касается не только женщин. Было подмечено и неоднократно доказано, что целибат для освещенных неприемлем. Нет, мы не должны етиться при каждой свободной минутке, но долгое сдерживание своих желаний влечет угасание Света. Почему так, опять же, никто не знает. Ведь в Каноне изначально говорилось о греховности похоти. Вот и сложилось, что даже Церковь не может осудить манихея за разврат, а потом это перекинулось и на добрых христиан. Не так, конечно, но сейчас нет того осуждения.
— Госпожа Пукалова тому примером.
Я поморщилась.
— Варя и при старых порядках не стыдилась бы. Ее покровитель уж очень силен и страшен в гневе своем. Она на самом деле неплохая женщина, но похоть ее — порождение алчности, что грех и в наши дни. Идите сюда.
Корнет попытался устроиться надо мной, но я увернулась и толкнула его, заставив упасть на спину.
— Вы спасли мне жизнь. Такого героя я просто обязана благодарить так, как никто до меня.
Смешные попытки отстоять кальсоны были пресечены в момент, и Серж предстал предо мной во всей своей первозданной красе.
— Служанка Ваша, — хрипло сказал он, — заставила вымыться в этом приспособлении. Смутила меня, пришлось нагим перед ней ополаскиваться. Она еще и указывала, где и как мыться.
— Чистота, корнет, влечет доброе здоровье. А еще награду.
Губы плотно охватили верхушку уда гусара, он даже попытался сбежать, но добился лишь того, что еще глубже вошел в мои уста. Я даже не успела сделать пару движений языком, как Серж обильно излился мне в рот. Глаза его при этом были испуганные, а взгляд полон вины, требовалось немедля успокоить бедного мальчика.
— Сереженька, ужель Вы думали, что меня расстроит столь стремительный финал? Ночь только началась, а это будем считать предлюдией. Но рискнете ли сейчас поцеловать свою даму?
Корнет на секунду оторопел, однако решительно приподнялся и впился в мои губы, мокрые от его семени. Столь очевидная смелость не могла не восхитить.
— Солено, — смущенно признал Серж.
Собственная смелость придала ему сил, я почувствовала, как член его вновь напрягся, упершись в мое бедро. Молодость и необычность происходящего сделали свое дело необычайно быстро, так что ничто не мешало продолжить. Корнету было велено оставаться на спине и отдаться чувствам, руки его уместить на моих грудях и пальцами ласкать соски. Возражений не последовало.
На этот раз соитие продолжалось долго, и первой сдалась я. Волна благодати из точки внутри живота огненным потоком хлынула сначала ниже, потом захватила все тело, заставив просто рухнуть на Сержа, продолжая движения тазом. Корнет уже подхватил ритм, заставив меня сначала застонать, а затем уже и поскуливать с каждым толчком. Давно не было такого удовольствия.
Почувствовав, что мой любовник сейчас взорвется, вновь наградила, приняв семя в уста. Сергей смотрел, как я играю языком с его членом, и уже по своей воле полез целоваться.