Самый завидный подонок
Шрифт:
— Ты меня поцелуешь, — говорит он. — Может быть, не сегодня, но ты придешь ко мне. Я могу подождать.
— Такой ловкач, — говорю я, глядя на его руку, лежащую у меня на груди.
Он спускается вниз, расстегивает еще одну пуговицу.
— Тебе нравится смотреть на мои руки, не так ли? — он расстегивает еще одну пуговицу.
— То, что ты сейчас застегнешь мне пуговицы? Да, — говорю я.
— И тебе это нравится.
— Вы только посмотрите, а самонадеянность никуда не делась, — я собираюсь слегка пошутить,
— Думаю, тебе нравятся мои руки, — он расстегивает еще одну пуговицу, раскрывая верхнюю часть моей камисоль [п.п. Камисоль — женское нижнее белье, представляющее собой короткую комбинацию с присборенной под линией груди тканью]. — Они тебе еще больше понравятся, когда окажутся у тебя между ног.
Темная похоть пронзает меня насквозь.
— О боже, — говорю я, как будто мне это кажется забавным. Но это не так.
— Я доставлю тебе удовольствие, детка. Я хорошо о тебе забочусь. Я возьму тебя медленно и глубоко. Я помечу каждый дюйм твоей кожи. Ничего… ничего в этом не будет фальшивым.
— Такой властный, — выдыхаю я, наконец, собравшись с силами, чтобы оттолкнуть его руку.
Он пронзает меня взглядом:
— Я подожду. Я смогу дождаться своего часа.
— Ну тебе придется ждать очень долго.
В его глазах появляется недоумение. Это, наверное, тоже фальшивка. Фальшивка, фальшивка, фальшивка. Меня не интересует его фальшивое соблазнение.
Я достаю свой телефон:
— Так что же это за новаторская штука?
Генри прерывисто вздыхает. Словно он настолько ошеломлен, что не может произнести ни слова некоторое время.
Я закатываю глаза:
— Серьезно? — но внутри, там, где он не может видеть, я дрожу от нужды в нем.
Грубым голосом он рассказывает мне об объекте и о том, как получение известности в области высокотехнологичных исследований может привести к некоторым важным проектам.
Глава восемнадцатая
Вики
Новаторство заключалось в том, что многие люди в своих лучших выходных костюмах находятся внутри огороженного участка, занимающего почти целый квартал.
И камеры. Много камер.
Я посадила Смакерса на его длинный выдвижной поводок и позволила ему бегать и получать ласки от своих приспешников. Я улыбаюсь, смеюсь и осторожно надеваю свои солнцезащитные очки.
Но я не могу не думать о том, что задумал Генри. Что, если бы я сказала «да»? Мы бы сейчас были в отеле, а не здесь? Бабочки порхают в моем животе каждый раз, когда я смотрю на него.
Бретт подходит и дарит Смакерсу пластиковую писклявую лопатку синего цвета Локков, и все фотографируют его, бегающего
Затем людям, занятым на объекте, выдают серебристую лопату с синей ручкой, и все они по очереди выкапывают немного земли.
Когда настает очередь Генри, он снимает пиджак, закатывает рукава рубашки и выкапывает огромный ком земли, отбрасывая его в сторону. Все аплодируют, а он стоит на солнышке со своей порочной улыбкой Генри Локка на миллиард долларов. Он воткнул лопату в землю, схватил пиджак и перекинул его через плечо.
Когда аплодисменты стихают, он бросает лукавый взгляд в мою сторону. Он делает вид, что заводит часы.
Он шепотом произносит одно слово. Бесконечно.
Мое лицо пылает. Но я только качаю головой. Словно мне все равно.
У Бретта своя фишка. Он держит Смакерса в руках так, будто они вместе орудуют лопатой. После этого люди подходят и гладят Смакерса. Я понимаю, что Генри никогда не гладил Смакерса просто ради удовольствия.
— Вы, ребята, купили ему маленькую лопатку в стиле Локков, — говорю я, когда мы возвращаемся в лимузин. — Мило.
— Я не шутил, — говорит он. — Я подожду.
— Чтобы я подошла и поцеловала тебя, — произношу я.
— И тогда сделке конец, Вики.
У меня пересыхает во рту.
— Я услышала тебя в первый раз, — я пытаюсь придумать, как сменить настроение. Я хочу поцеловать его. Прямо сейчас. В этом месте. — Ты не любишь собак?
Он хмурится:
— Я люблю собак.
— Я так не думаю. Единственный раз, когда ты гладил Смакерса, это… было для какой-то цели. Ты хочешь заставить его идти рядом или успокоить, или еще что-нибудь. Ты никогда не гладишь его просто так, ради забавы.
— Он всего лишь собака, Вики, — он не отрицает этого, и мне становится немного жаль его.
— Ты даже имени его почти не произносишь.
— Смакерс всего лишь собака, — он бросает на меня быстрый взгляд. — Так лучше?
— Собака, которой твоя мать оставила свою компанию.
— Ты думаешь, я ревную к собаке? Пожалуйста, Вики. Если бы я хотел прическу «взрыв на макаронной фабрике» и жить в женской сумочке, я думаю, что смог бы найти способ устроить это. В конце концов, это же Нью-Йорк. Вероятно, есть госпожа, которая сделает так, чтобы это произошло.
Я скрещиваю руки на груди:
— Знаешь, что мне кажется странным? Люди не очень переживают из-за того, что Смакерс управляет компанией. Они все, кажется, думают, что это такой пиар-ход.
— Многие видят в этом пиар-ход. Это связано с его подарком приюту для собак.
— И ты позволяешь им так думать.
— Да.
— Почему бы не сказать людям правду? — спрашиваю я. — За исключением… Я не знаю…
Он отвечает:
— Если только у нас нет более коварных планов избавиться от тебя?