Самый завидный подонок

Мартин Анника

— Звучит так, как будто ты предлагаешь грязную ролевую игру.

— Наоборот, — говорит он. — Я предлагаю нам обойтись без ролей и обязанностей. Мы оставим их в этой машине.

У меня пересыхает во рту. Мое сердце сжимается.

Тень лукавой улыбки играет в уголках его губ в тусклом свете шикарного аттракциона. Медленно, не сводя с меня глаз, он выпрямляет руки перед собой, расстегивая манжеты.

Он поворачивает часы и расстегивает браслет.

Я проглатываю комок в горле:

— Что ты

делаешь?

Он просовывает палец под металлическую ленту и снимает ее с руки. Снова эта дьявольская улыбка. Он держит часы на своем длинном пальце. Я думаю о том, как этот палец ощущался внутри меня там, на крыше.

Он бросает часы на свободное сиденье напротив нас. Они подпрыгивают и замирают. Их корпус поблескивает на свету. Своеобразный символ. Как поддразнивание.

Может быть, только этой ночью, я думаю.

Он кладет руку мне на бедро, тяжелую и теплую. Его дыхание учащается.

— Теперь ты, — говорит он. — Оставь что-нибудь после себя. Будем только мы.

Я смотрю на свой наряд, жалея, что не надела одно из своих ожерелий. Я бы оставила его на сиденье. Мой свитер? Но у меня под ним только комбинация. Обувь? Я вытягиваю руки. Даже без колец.

Я положила руку на пушистую голову Смакерса.

— Извини, приятель, похоже, ты проведешь ночь в машине.

Я чувствую, как его рука сжимает мой конский хвост. Голос глубокий и низкий:

— Это.

Мурашки пробегают у меня по спине:

— Тебе нужны мои волосы?

— Заткнись, — шепчет он мне на ухо.

Я сдерживаю улыбку. Лимузин едет со скоростью миллион миль в час? Возможно, так оно и есть.

— Оставайся на месте, — он тянется к моему затылку. Пытается развязать конский хвост.

Мое дыхание вырывается судорожно. Он проводит рукой по всей длине моих волос, движения грубые и неуклюжие. Мне нравится, как он обращается с моими волосами. Мне нравится все, что он делает. Я хочу почувствовать все. Я хочу сделать это, словно мы два никому неизвестных человека.

Я ощущаю, когда он развязывает волосы. Я жду, что он бросит резинку на противоположное сиденье, но вместо этого он хватает меня за волосы, кажется, сжимает их в кулаке, не тянет, просто хватает.

Мне приходит в голову, что он никогда не видел их распущенными. Я чувствую его нос на своем затылке. Я слышу, как он прерывисто втягивает воздух.

Мое сердце подпрыгивает к горлу.

— Протяни руку.

Я делаю, как он говорит, стараясь не дрожать. Дрожащей рукой он кладет резинку мне на ладонь. Я сжимаю ее в кулаке, удерживая там на мгновение, подвешенная во времени.

Затем я бросаю ее на сиденье.

Она падает рядом с часами.

Аватары нас двоих, как стрекозы, пойманные в янтарь.

Глава

двадцать четвертая

Вики

Генри живет в роскошном довоенном здании на Централ-Парк, со сплошь мраморными стенами и люстрами. Устрашающего вида швейцар размером с вышибалу в коричневой униформе и коричневой шляпе открывает нам дверь.

Мы входим в вестибюль, держась за руки. Оставив мир позади.

— Кто это? — спрашивает швейцар, ухмыляясь Смакерсу. Смакерс напрягается на поводке, хвост размыто виляет, потому что, незнакомец обратил на него внимание!

— Это Смакерс, — говорю я, крепче сжимая руку Генри.

Генри ругается себе под нос, когда мужчина опускается на колени перед Смакерсом.

Я просовываю руку под пиджак Генри. Кажется, он дрожит от моего прикосновения.

Все оказывается более захватывающим, чем Смакерс мог себе представить — человек протягивает кулак, и изнутри этого кулака исходит запах еды. Наконец мужчина разжимает руку и опускает лакомство в форме кости, которое Смакерс проглатывает.

Ну, кто может отказаться от лакомства в форме косточки?

— Как успехи? — спрашивает его Генри.

— Прекрасно и стильно, — произносит швейцар, взъерошивая шерсть Смакерса. — Ты только посмотри на себя, мистер! — У Смакерса апоплексический удар от ликования. Ему нравится этот швейцар.

Генри обнимает меня за шею и шепчет на ухо. — Прости.

Я придвигаюсь ближе, провожу рукой по его упругой заднице. — У него будут проблемы, — шепчу я, — если мы начнем целоваться на полу прямо здесь?

— Давай, Смак. — Генри берет поводок. — Увидимся позже, Алан, — говорит он.

Алан отдает честь Смакерсу, а затем нам.

Мы углубляемся в лабиринт из мрамора, люстр и элегантных ковровых покрытий и добираемся до пары лифтов с золотыми дверями. Генри нажимает на кнопку «Вверх», не сводя с меня глаз.

Лицензия на осмотр лифтов вывешена между двумя лифтами, как и в нашем здании, за исключением того, что в нашем здании она находится под грязным оргстеклом. Здесь она в богато украшенной золотой раме, как будто это гребаный Пикассо.

— Какое-то модное дерьмо. Если бы я знала, надела на Смакерса его серебристый галстук-бабочку.

Генри смотрит на меня так, как будто ему насрать. Ему уже наплевать на все это. Он притягивает меня вплотную к себе, грудь к груди, губы в нескольких дюймах друг от друга. Его сердце бьется о мою грудную клетку. Его член вдавливается в мой живот — жестко — как будто он хочет заставить меня почувствовать это.

— Да, — выдыхаю я, обездвиженная им перед лицензией на осмотр лифтов для богатых и знаменитых.