Сандаловое дерево

Ньюмарк Элль

Прикрыв, словно козырьком, глаза ладонью, я наблюдала за качавшейся на ветке обезьянкой. Та кривлялась, держась за сук одной лапой, почесывая волосатую грудь другой и обнажая крупные зубы в раздражающе человеческой улыбке. Словно воздушный гимнаст, она принялась перепрыгивать с одной ветки на другую и пронзительно взвизгнула, когда очередной сук неожиданно прогнулся под ее весом. В этот миг мне открылось то, что находилось за веткой, чуть выше. Темное яйцевидное углубление, футах в двадцати от земли. Похоже на дупло, но добраться до него не представлялось возможным. Никогда в жизни я не лазала по деревьям; нужна была лестница.

Таковая

наверняка есть в магазине, торгующем привозными товарами, куда я в любом случае собиралась зайти, так как Мартин пригласил на ужин Джеймса Уокера, и я думала, что приготовить для гостя английское блюдо будет красивый жест, — я почему-то не сомневалась, что он только обрадуется мясу и картофелю. Вот придет Рашми, сгоняю на велосипеде в деревню и там уж найду все, что нужно для английского обеда; разве что с мясом могут возникнуть проблемы.

Мясники там сплошь мусульмане, так что о свинине не стоит и мечтать. Покупать говядину слишком рискованно — коров здесь и пальцем не тронут, и что за мясо тебе подсунут, остается только гадать. Козлятина представлялась ужасно обыденной, к тому же я не умела ее готовить, — а курятина всегда получалась необъяснимо жесткой. В итоге я решила остановиться на мясе молодого барашка. Пусть оно и продавалось в виде не поддающихся опознаванию, хотя и заявленных как баранина, отбивных, я была убеждена, что уж баранину-то узнаю и с помощью мятного желе смогу придать ей английский вид. Тогда я еще не понимала, что мятное желе, в сущности, является не чем иным, как англизированным чатни.

Я искала солнечные очки, когда в комнату, заговорщически подмигивая, — я сделала вид, что не заметила, — вошла Рашми с новенькой тикой на лбу.

— После занятий прокачусь по магазинам, — сказала я.

— Хотите купить бизонье молоко?

— Гм… нет.

— Но вам надо купить бизонье молоко. Для господина.

— Он не пьет молока.

— Так я и знала! Но вот бизонье пить надо, да-да, надо.

— Не выйдет.

— Как! Вам не нравится бизонье молоко?

— У нас никогда его и не было.

— Так я и знала! Вот ваши проблемы.

— Ладно, я куплю бизоньего молока.

— Ущипните себя за шею и поклянитесь.

— Что?

— Давайте же!

— Ну ладно. — Я ущипнула себя за шею, чувствуя себя полной дурой. — Тебе тоже купить?

— Мне бизонье молоко не нравится. — Ее лицо расплылось в сладострастной улыбке. — Да пока и не надо.

Сев на велосипед, я поехала к баньяну, под которым устроила школу, в тот день мы изучали слова на букву «Б». Я нарисовала блокнот, бинокль и бамбуковую палку, что дало мне возможность дотрагиваться до детских спин и щекотать их. Я легонько ткнула палкой Тимину под ребро, и бедный ребенок подпрыгнул, словно я вонзила в него нож, — вздернутый нос, испуганные глаза. Я и не подозревала, что они все еще меня боятся. Большую часть часа я занималась тем, что упрашивала детей позволить мне обнять их. В конце концов робкие улыбки сменились приступами смеха, и восемь пар огромных черных глаз наполнились весельем. Букву они в тот день так и не изучили, о чем я ничуть не жалела.

Затем я помчалась в мясную лавку, где заправлял человек с огненно-рыжей бородой, и купила то, что требовалось, взяв на вооружение свой свежий школьный опыт, то есть тыкала пальцем, показывала жестами и рисовала картинки. Упрощенно изобразив на листе бумаге кучерявого барашка, я произнесла: «Бе-е-е». Я чувствовала себя идиоткой, да и картинки внушали

некоторое беспокойство; живя среди вегетарианцев, приходилось осторожничать, и мне не очень-то нравилось обозначать прямую связь между аппетитной отбивной и симпатичным животным. Но я показала мяснику набросок и безжалостно подняла семь пальцев.

Пока продавец заворачивал мясо, я думала, что вскоре этому человеку придется решать: то ли остаться здесь, среди индусов, то ли перебраться через новую границу в Пакистан. Я огляделась в поисках чего-то, что указывало бы на скорый переезд, но все выглядело как обычно. Вокруг висевшей на крюке кровавой туши с монотонным жужжанием кружили мухи, в бамбуковой клетке кричали гуси, и мясник, когда я подписала долговую расписку, наградил меня благозвучным «салам». Как и другие торговцы, в конце месяца он пришлет счет в наше бунгало.

Выйдя из лавки, я повесила корзину на руль и, обернувшись, увидела, что мясник уже опустился на свой деревянный стул, дымит биди и, перебирая четки, бормочет молитву. Если уж мусульманин в Масурле выглядит таким умиротворенным накануне раздела империи, то черта с два я позволю Мартину убедить меня сидеть дома.

Поднимаясь по склону холма, я остановилась купить картофель и горох у сидевшей у края дороги женщины в сари арбузного цвета. Я показала, чего желаю, и она проворно завернула овощи в газету, чему не помешал даже спавший у нее на руке младенец. Один конец сари покрывал ее голову, и на гладком коричневом лбу не было тики, из чего я сделала вывод, что она тоже мусульманка, однако же все равно, ничего не боясь, сидит здесь со своим ребенком.

Я присоединила горох и картофель к мясу в корзине и вновь налегла на педали, не обращая внимания на взгляды, что вызывали мои широкие брюки, солнечные очки и растрепавшиеся на ветру светлые волосы, и через несколько минут припарковалась напротив магазина привозных товаров, который держал Маниш Кумар, предприимчивый индиец, торговавший овсяным печеньем, мармеладом, чаем «Эрл Грей», консервированными сардинами и прочими британскими товарами. Здесь я нашла мятное желе для баранины, баночное молоко для чая, коробку английских тянучек и запыленную бутылку бургундского. Так и не обнаружив лестницу, я уже начала подумывать, что за ней придется ехать в Симлу. В последнюю минуту я добавила в корзину шотландский виски — вовремя вспомнила, что дома он уже почти закончился.

У Маниша круглая голова, круглое лицо и круглое же тело — вылитый Фальстаф. Вместо уже привычной мне оранжевой тики у него на лбу три горизонтальные белые полоски, которые он наносит сандаловой пастой, из-за чего похож на какого-то дикого туземца. Я выгрузила покупки на небольшой прилавок, и Маниш кивнул:

— Покупаете английскую еду и французское вино. Вечеринка намечается?

— Небольшая. Как ваши дела, Маниш?

— Прекрасно, лучше не бывает. — Его улыбка вдруг угасла. — Даже несмотря на то, что из города приезжает мать жены.

— Уверена, что ваша жена будет рада ее увидеть.

Он печально покачал головой:

— Нет. Даже жена не рада. Она приезжает из Калькутты потому, что там сейчас опасно. — Широкая улыбка вновь озарила его лицо. — Но здесь ведь хорошая карма, правда?

— Просто великолепная. — И я подумала: неужели это карма, Великий Регулятор, не позволяет этому человеку грустить? Уж не в этом ли его секрет? — Это ведь благодаря карме все в конце концов становится явным, не так ли?

Он радостно закивал: