Санджар Непобедимый
Шрифт:
— Пришли. Два бедняка. Один — сын убитого мельника, другой — активист Бута. Они не хотели заходить, пока здесь ишан был… Не доверяют ему.
— Правильно делают. Позови их.
Когда два бедно одетых дехканина появились на пороге, Санджар вскочил и пошел им навстречу. Он обеими руками пожал им руки и со словами: «Пожалуйте, прошу!»— усадил на одеяло.
Только изучив лица всех присутствующих, Бута заговорил:
— Этот ишан, который сейчас был — плохой человек. Сейчас он пойдет к басмачам, к Ниязбеку, и расскажет, чтобы снискать милость, сколько у тебя
— Чего же вы его держите?
— О, этого ишана все очень уважают. Он излечивает болезни одним только прикосновением руки… Он…
— Ладно, — перебил дехканина Санджар, — потом разберемся, как лечит ваш ишан. Сейчас не до того. Расскажите, что думают дехкане.
— Дехкане? — переспросил пришедший. — Дехкане ждут помощи. Если только ты, Санджар, нам поможешь, мы ударим собак Ниязбека. В кишлаке стон и плач от них. И если все красные бойцы не были бы больны, мы давно так поступили бы с насильниками и грабителями. Помоги нам, Санджар–батыр.
— Хорошо, Бута. Ты дело говоришь. Но помни: ты и твои гумбазцы очень виновны перед Советской властью, перед народом. Вы, гумбазцы, до последних дней вели себя, как капризные бабы, непонимающие, где вред, где польза и норовящие сесть вместо одеяла на горячие угли очага. Разве вы не помогали Кудрат–бию?
— Мы… мы боялись его гнева.
— А! Вот в чем дело?! Вина ваша безмерна, и я требую, чтобы дехкане Гумбаза искупили ее. Сегодня на рассвете дехкане — и старые, и молодые, и женщины, и юноши — возьмут ножи и кетмени, палки, а те, у кого не найдется палки, пусть наберут за пазухи и в подолы камней и обрушат гнев свой на спящих басмачей. И пусть бьют их чем попало до тех пор, пока они не умрут, или не убегут, или не отдадутся в их руки. Пусть бьют их. Мы вам поможем, хоть вы и не заслужили этого.
Лицо Буты просветлело. Волнуясь, он проговорил:
— И Советская власть тогда простит гумбазцев?
— Советская власть всегда помогает беднякам и батракам… Идите же, поднимайте народ. Пусть сегодня сердце каждого гумбазца станет сердцем льва.
Едва гумбазцы вышли, Санджар подозвал своих помощников и отдал приказание:
— Вот что, Дехканбай. Возьми двадцать бойцов и отправляйся на Гиссарскую дорогу. Если басмачи побегут, действуй, не выпускай их. Если до утра в кишлаке будет тихо, ударьте на Гумбаз сами.
— Предупредить красноармейцев?
— А зачем? Вашего гонца могут перехватить басмачи. Бойцы — буденовцы, они сами, когда все начнется сообразят что делать. Выступайте, как только кони немного отдохнут… Через три часа — все равно, воины ислама в темноте не воюют. До утра ничего в Гумбазе не изменится, а к рассвету вы будете там. Абдурасуль подойдет к Гумбазу с восхода солнца и, едва закричат на рассвете петухи, ударит по спящим басмачам. Я же с остальными бойцами подойду со стороны Белого бугра. Все… А теперь часика два поспим.
Когда Санджар уже лежал под одеялом
— Девушку увезли за Сурхан, — зашептал он. — Увезли люди Бутабая для одного ходжи. Кишлак Бутабая отсюда за пять ташей. Кудрат–бий уехал из Гумбаза к Бутабаю, там они будут совещаться. Он взял с собой только полсотни нукеров, самых отборных. К Бутабаю ждут людей из–за Пянджа. Должны привезти какие–то бумаги, пулеметы, патроны… Помогают афганцы и, если правду говорят, за Пянджем видели инглизов; они раздают этим проклятым золото и оружие.
Старик еще долго что–то шептал.
— Ну, а Гумбаз? — спросил вдруг Санджар.
— Еще солнце не встанет над горами, а вихрь выметет сор из кишлака Гумбаз.
Кони за ночь отдохнули и подкормились. При переправе через веселый Сурхан они искупались в студеной воде, и в их мускулистые, лоснящиеся в первых лучах, утренней зари тела влился огонь озорства. Впереди, грызя удила и вздергивая ежеминутно голову, несся Тулпар. За ним еле поспевали остальные.
Вокруг расстилалась холмистая степь, преддверье таинственного Локая. Где–то в дебрях его, неизвестно — близко или далеко, лежало логовище Бутабая — кишлак
_______________
^1III глава пропущена, возможно, перепутана нумерация глав (Д. Т.)
Шулюм, куда басмачи увезли Саодат… Санджар хмурил свои густые, широкие брови, сжимал нетерпеливо губы и старался не думать о ней. Сейчас нельзя было отвлекаться. Горстка израненных, больных бойцов требовала немедленной помощи.
Внезапно он что–то крикнул и с гиком поскакал к высокому кургану, высящемуся над обрывом, круто падавшим к Сурхану. Храпя и фыркая, Тулпар по крутой тропинке вынес всадника на вершину.
С трудом сдерживая разгоряченное животное, Санджар полной грудью глотнул свежий воздух и огляделся. Влево и вправо уходила блестящая лента Сурхана; за ней желтели обрывы, а над ними — заросли тугаев и далеко, до самого Гиссарского хребта тянулись зеленые камыши.
Пустынной казалась отсюда Гиссарская долина. Не видно было ни домика, ни шалаша, ни живой души. Нетерпеливо перебегая взглядом с одного темного пятна на другое, Санджар искал чего–то, сжимая в руке бинокль. Над самым ухом прозвучал голос Сайфи:
— Смотрите чуть левее. Видите белую полоску? Это Дюшамбинский тракт… вот–вот. А вот ниже… ближе к нам зеленеют чинары. Это Гумбаз.
— Вижу, вижу! — радостно вскрикнул командир, — вижу красное пятнышко.
— Да, это флаг красноармейцев над домом ишана Мирзы–бобо.
— Не пройдет получаса, и мы будем там. Ну, Ниязбек, держись!
Он подтянул удила, и Тулпар затанцевал на месте.
— Минуточку, — проговорил, слегка задыхаясь, Сайфи, — всмотритесь ниже. Видите еще полосу?