Санджар Непобедимый
Шрифт:
— Понятно? На охо–ту. Будьте готовы к одиннадцати.
Он отдал честь с блеском и четкостью, присущими только старым кавалеристам, и, тронув поводья, отъехал, от чайханы.
Так отряд останавливался еще в двух–трех местах, и всюду Кошуба отдавал распоряжения своим бойцам. И всюду бойцы оказывались в самой гуще народа.
Выехав из города, отряд поскакал по щебнистой равнине к пойме реки.
Поднималась луна, космы тумана ползли к горам, цепляясь за верхушки камыша. Впереди тускло мерцал свинцовая гладь воды.
Командир уверенно вел отряд вглубь чангала, насвистывая веселый вальс. Внезапно он резко осадил коня перед высокой изгородью из связок камыша и хвороста.
— Эй, эй! — крикнул Кошуба.
Но только ветер шуршал камышом.
— Эй, эй! — еще громче прокричал командир.
В предрассветной мгле возникла фигура человека.
Между Кошубой и человеком произошел быстрый обмен приветствиями. Говорили они на каком–то путанном жаргоне из узбекских, локайских и таджикских слов, но это не мешало им отлично понимать друг друга.
Кошуба повернулся к всадникам.
— Тут поблизости озеро. Там с прошлого года эдакий гусище плавает. Живая цель для стрельбы. Только гусь заколдованный. В него все приезжие командиры стреляют, и все мимо. Попробуйте, вот он проводит. А я задержусь.
И крикнул вдогонку:
— Стреляйте в гуся, стреляйте в уток, стреляйте во что хотите, но, чтобы было много шуму, чтобы, в Денау было слышно.
Пожимаясь от холода, всадники продирались сквозь камыши к озеру.
Охота была явно неудачная. Да и что можно было подстрелить при лунном неверном свете! Злые, промокшие от росы, охотники возвращались через час в Денау.
У небольшой хижины, прятавшейся среди камышей, виднелись силуэты двух оседланных коней. Из хижины доносился голос Кошубы и еще чей–то, очень знакомый. Каждый невольно подумал о Санджаре, но вслух никто не произнес этого имени.
Нехотя, медленно всходит солнце над болотами Денау. Серые, тяжелые испарения, пропитанные гнилью, густой волной катятся из камышовых дебрей и зеленовато–желтым одеялом окутывают заброшенные сады, полуразвалившиеся щербатые дувалы. Долго борется солнце с болотной мглой, редкие лучи пробивают толщу тумана и, наконец, вырывают из него стены древних кирпичных медресе — памятников утраченного величия города.
… Светает… Группа всадников, в полном молчании движется под аркой сплетающихся древесных крон. Дрожащий свет приближающегося утра с трудом проникает сквозь густую листву.
Нельзя разглядеть, кто едет по дороге.
Не удивительно, что сторож, сидевший на ветхом дощатом помосте перед сонным хаузом и в зябкой дремоте кутавшийся в пастушеский халат, обознался. Спешившиеся всадники окружили помост. После минутного замешательства двое–трое из приехавших поднялись по скрипучим доскам к широкому, ярко освещенному окну чайханы, заклеенному толстой бумагой.
К чайхане
— Тихо! Сидеть смирно…
Дверь чайханы распахнулась, и в комнату вошли бойцы Кошубы. Вокруг потухшего очага в живописных позах лежали и сидели люди, похожие на мирных дехкан. Только белые войлочные казахские шапки да добротные сапоги с загнутыми носками отличали собравшихся здесь людей от полунищих, раздетых и разутых гиссарцев.
Здесь, в чайхане, как сообщил комбригу Кошубе через своих связных Санджар, была выставлена, по распоряжению Кудрат–бия, застава, прикрывающая путь к отступлению из Денау на всякий непредвиденный случай. Таких застав было выставлено в окрестностях города несколько. Кудрат–бий разбросал группы хорошо вооруженных нукеров и на дорогах, и в пригородных садах, и на склонах холмов.
Басмачи были захвачены врасплох. Некоторые из них повскакивали, ничего не соображая. Молодой черноусый щеголевато одетый басмач, прислонившись спиной к столбу, подпиравшему потолок, смотрел на вошедших в бессильной злобе.
— Ни звука! — вполголоса предупредил Джалалов.
Взгляд черноусого блудливо забегал, и остановился на темной нише, где поблескивали самовары. Казалось, он измеряет расстояние.
Тогда Джалалов спокойно заметил:
— Не трудитесь напрасно… — И крикнул: — Входите!
Из–за самоваров, через широкое окно в чайхану вошли бойцы. Они настолько были уверены в успехе операции, что даже не сняли с плеч карабины.
— Оружие сложите вот здесь, — приказал отделенный командир. — Только побыстрее, нам некогда… Нет, нет, все… Ножи тоже сюда положите.
Очень скоро шум внутри чайханы стих. Желтый свет, пробиваясь через бумагу, по–прежнему падал на поверхность хауза, и вода поблескивала сквозь туманную пелену.
На помост снова уселся страж в белевшей в темноте казахской шапке и положил на колени винтовку.
Небо на востоке светлело. Между деревьями кое–где чуть розовели снежные вершины. Запели петухи.
На дороге появилась большая группа конников. Один из всадников, скакавший впереди, не останавливаясь, крикнул поднявшемуся во весь рост на помосте стражу:
— Не уставай, самоварчи!
— Путь вам добрый.
— Как дорога?
— Дорога счастливая…
— Смотрите во все глаза!
Свыше сотни всадников, звеня богатой сбруей, не задерживаясь, проехали быстрым ходом мимо чайханы, пересекли вброд большой арык, напоили лошадей и по извилистой улице двинулись к главной площади Денау.
Когда последний всадник скрылся за поворотом, из дверей чайханы вышел Джалалов.
— Дверка захлопнулась, — сказал он, обращаясь к кому–то, находившемуся внутри помещения.