Санджар Непобедимый
Шрифт:
4. Курбаши, по своему желанию, или поселяются в своих родных кишлаках или уезжают в избранные ими места.
5. Виновные в грабежах и насилиях над дехканами подлежат суду народа».
Толпа басмачей зашумела, послышались протестующие выкрики. Кошуба выступил вперед и громко спросил:
— Я спрашиваю, Кудрат–бий, согласны ли вы?
Опустив голову, нахмурившись, стоял могущественный курбаши. Рука лихорадочно вертела камчу. Лисьи глазки его пробежали снова по фасаду медресе. Теперь он явственно различал в каждом темном четырехугольнике двери остроконечные звездастые буденовки и поблескивание оружия.
В полной тишине прозвучал надтреснутый голос Кудрат–бия:
— Да, согласен.
— Приложите к акту вашу печать.
Подскочил хранитель печати. Бессильно опустив руки, Кудрат–бий отвернулся, не глядя ни на кого…
Нерешительно поднимались на помост соратники Кудрат–бия по кровавым делам — курбаши Палвак–беззубый, курбаши Лютфулла, курбаши Садык–бек, каждый вытаскивал из шелкового поясного платка кошель, доставал серебряную печатку и прикладывал ее к акту о сдаче, предварительно помусолив намоченными слюной пальцами.
Недоуменно озираясь, курбаши проходили на конец помоста, где стоял Кудрат–бий. Они молчали, только выразительно поглядывали друг на друга и на своего начальника.
Они еще думали, что не все потеряно, что сейчас в условных местах прозвучит призыв. Ведь появился уже дервиш в высокой шапке. Правда, немного позже должно было последовать новое предупреждение о том, что все готово, что улицы и дороги заняты, что друзья здесь. Но сигнал запаздывал…
Ясаулы, сотники и прочие мелкие басмаческие начальники в ярости и нетерпении сжимали в руках винтовки, их взгляды выражали тревогу и откровенную ненависть.
Иное дело рядовые басмачи. Большинство из них, увидев, что курбаши приложил к «мирной бумаге» печать, галдя и шумя двинулись к помосту и, не дожидаясь команды, стаскивали с себя винтовки, сабли и беспорядочно складывали их в кучу перед помостом. Некоторые делали это с тревогой, некоторые мрачно, с сожалением, а многие очень охотно.
Высокий басмач с перебитой левой рукой бросил с треском винтовку в кучу и, взглянув на группу молчаливых курбашей, насмешливо произнес:
— Бог велик! Войне конец. — Обращаясь к сумрачной толпе басмачей, он крикнул. — Эй вы, санггардакцы, эй ты, Быстрый, и ты Хамид, и ты Тяжелый, давайте скорее. Если сейчас выйдем, то к вечерней заре доберемся до Сары–Джуя, а завтра будем вдыхать родной дым своего очага. Пошевеливайтесь!
Подойдя к помосту, он спросил Кошубу, наблюдавшего за сдачей оружия:
— Начальник, можно лошадь взять?
— Можно.
— Эй, друзья, — закричал высокий, — лошадей нам дают, пошевеливайтесь!
Нукеры оживились. Сдача оружия пошла быстрее. Перед грудой винтовок вытянулась очередь.
Народ теснился у площади, молча глазея на невиданную картину. Никто не раскрывал рта, каждый старался не упустить ни малейшей подробности, происходящего.
Толпа не выражала своих настроений, — слишком еще силен был страх перед Кудрат–бием…
Топот коня ворвался в ровный гул, стоявший над площадью. В боковой улице послышались тревожные возгласы. Курбаши встрепенулись. Поднял голову и Кудрат–бий.
— Дорогу! Дорогу! — кричали в толпе.
Через гущу людей пробивался всадник. Горожане и дехкане шарахались в сторону от копыт его коня.
Подлетев к помосту, всадник крикнул Кошубе:
— Командир, измена! — И начал как–то нелепо заваливаться на бок…
Все лицо, рубаха на груди, руки были покрыты пятнами свежей, незапекшийся еще крови. С трудом можно было узнать в этом человеке одного из джигитов Санджара.
Десятки рук подхватили джигита и подняли на помост. Кто–то протянул флягу.
Отстранив поддерживавших его командиров, джигит, шатаясь, сделал несколько шагов к группе басмаческих курбашей и во весь голос крикнул:
— Предатели! Змеи! — Он показал рукой на курбашей. — У них на языке мед был, а в сердце смерть. Они окружили Денау вооруженными бандами. На всех дорогах были их люди с ножами, ружьями, саблями. Во всех чайханах сидели разбойники, во многих домах. Слушайте об их коварстве! Под видом сдачи они хотели напасть на Денау, убить командиров, красноармейцев, сжечь советских людей, устроить резню. Ограбить Денау, изнасиловать девушек. Вот они!..
Гул возмущенных возгласов, нарастая, поднимался над площадью.
— К ответу! К ответу! — кричали дехкане. Вся площадь шумела, как растревоженный улей.
Когда растерявшиеся курбаши безропотно дали себя разоружить и на площади воцарилась относительная тишина, Кошуба подошел к Кудрату и сказал ему:
— Что, таксыр, по вашему закону, по закону ислама полагается делать с людьми, нарушившими клятвенное обещание?
Угрюмо посмотрел на командира Кудрат–бий. Куда исчезло все его напыщенное величие, дутая надменность? Он весь как–то постарел, посерел. Тигр на глазах превращался в шакала.
Но курбаши еще не сдавался. Он ответил важно и презрительно:
— Ты трус, идолопоклонник, что ты понимаешь в исламском законе!
— Вот и ошибаешься, уважаемый… Так слушайте, все мусульмане и не мусульмане, верующие и неверующие. Пророк Мухаммед в главе бакрэ в священной книге книг правоверных сказал: «Любовь к родине есть одно из качеств верующего. Нарушающих заключение договора, посягающих на свободную и счастливую жизнь народа следует уничтожить». Вот что говорится в вашем законе. Позовите имамов, ишанов, мударрисов и пусть скажут, что я ошибаюсь или говорю неправду… А кто, товарищи, нарушил договор? Вот он, парваначи. А кто, товарищи, не любит родину и подвергает ее бедствиям и лишает народ счастья, убивая мирных дехкан и отдавая их жен и дочерей на поругание и растление? Он — Кудрат–бий и его присные… И еще говорил пророк: «Как не воевать с теми, кто нарушил свою клятву?». Днем и ночью, на земле и под землей, в огне и в воздухе советский народ воюет против нарушителей клятвы, против всех баев, богатеев, предателей родины. И мы уничтожим их без всякой пощады.
— Мы, большевики, призываем народ: снимите с себя ярмо страха! Кончаются всякие там помещики, баи, беки. Их власть растворилась, как дым в небе. Дехкане и рабочие наступили им на глотку. Времена эмирской тирании и насилия богатеев прошли безвозвратно. Пусть дехканство, трудовой люд сами управляют своими делами, управляют без баев, без эмирских чиновников. Ленин сказал — пусть советы трудящегося народа будут хозяевами жизни.
— А если эти подлые или им подобные ставленники эмира и кровавых ференгов–англичан, — он показал на Кудрат–бия, отпрянувшего всем своим грузным телом к группе курбашей, — если только они осмелятся мешать народу строить свое счастье, тогда мы уничтожим их без всякой пощады.