Санджар Непобедимый
Шрифт:
…Господин дотхо соблаговолил сообщить, что на окраине Юрчи в махалля Сагбон поселилась проститутка, именующая себя учительницей из Самарканда. Она ходит по улицам без чачвана и паранджи, оголяя бесстыдно свое поганое лицо. Пошлите своих воинов, пусть выпотрошат эту тварь.
Зуфара злило, что Санджар–бек держался независимо и не обращал внимания на распоряжения Кудрат–бия.
Отряд Санджар–бека, состоявший целиком из бывших добровольцев, засел к югу от Юрчи и Денау в непроходимых камышах. В лагере царила жесткая дисциплина: ежедневно
У дверей михманханы к Курбану подскочили два кряжистых чалмоносца, всем своим обличьем непохожие на санджаровских людей.
— Эй, эй, попался, большевой!
Они грубо втолкнули Курбана в комнату. Неожиданным сильным пинком Курбана сбили с ног. Приподняв окровавленное лицо, разведчик встретился взглядом с мерцающими неистовой злобой глазами Зуфара.
— А … — захрипел кудратовский эмиссар, и лицо его задергалось. — Получил, только мало!..
Схватив камчу, он кинулся к Курбану. Санджар решительно отвел руку Зуфара:
— Подождите, спросим. Этот человек, кажется, желает уйти от большевиков и стать воином ислама…
Но Зуфар неистовствовал:
— Подержать голым денек–другой на солнцепеке… Содрать кожу с живого! Кто один день был с большевиками, хотя бы только один день, тот пропитан заразой, тот забыл отцов и ислам. Придушите его. Он кафир, он собака!..
— Однако, — насмешливо заметил Санджар, — вы очень испугались какого–то беглого красноармейца. Эй, Карим, брось его в яму, пусть покормит там клопов…
В глазах Курбана ходили красные круги, он ничего не видел и не соображал. Его поволокли куда–то, облили голову водой и столкнули в яму.
Чего только не передумал Курбан, сидя в яме! В бессильной ярости он стискивал до боли зубы, бормоча и клянясь отомстить. Гордого горца Курбана за всю жизнь никто ни разу не ударил.
Вечером в темницу принесли хороший ужин, кувшин с водой и подстилку для спанья. Позже к краю ямы подходил, очевидно, Зуфар. Он истерически выкрикивал ругательства, грозясь пристрелить пленника, как собаку.
Вскоре он ушел… Наступила тишина. Курбан устроился поудобнее и, грустно пересчитывая вспыхивавшие одна за другой в темнеющем небе звезды, задремал.
Очнулся он от нервной дрожи, пронизавшей все тело. В яме было темно, холодно. Но Курбан чувствовал, что рядом с ним находится живое существо. Он весь напрягся.
— Кто? Кто?
Ему показалось, что в яму спустился Зуфар, что пришел его смертный час.
— Тише, — прошелестел чуть слышно голос, — не кричите… Держите крепкой рукой ваше сердце джигита и воина. Есть разговор, слушайте.
Медленно приходил в себя Курбан. Руки его все еще дрожали. Боль от недавних ударов давала себя знать.
— Вы пришли к нам, Курбан, друг мой, — сказал властный голос. — Вы недовольны Кошубой, вы чтите законы ислама и пророка его Мухаммеда, вы, как правоверный мусульманин, не хотите служить большевикам.
— Повинуюсь…
—
— Да, я понимаю… Так было сказано начальником.
— Тсс! Когда завтра будете перед нашими глазами, прочитайте самую длинную молитву, какую вы знаете. Мне говорили, что вы великий знаток корана. Читайте Зуфару две молитвы, четыре молитвы… двадцать молитв. И он возблагодарит аллаха, что тот направил стопы ваши в ряды воинов ислама. Сейчас вас возьмут отсюда. — Едва слышно, быстро все тот же голос добавил: — Что же касается Зуфара, то недолго ему хорохориться.
Санджар (это был он) поднялся по лесенке и ушел.
На утро Курбан преобразился в басмача. Ему вернули коня, выдали трехлинейную винтовку, шашку, патроны. Боевая учеба, наряды, разведка отнимали все время. И если бы не два чалмоносца, оказавшиеся телохранителями Зуфара, которые следили, как соглядатаи, за всем что делалось и говорилось в отряде, Курбан едва удержался бы в разговорах от сравнений с жизнью в части Кошубы. Но приходилось молчать. Молчал и Зуфар, только он являлся раз в день во двор, где жил Курбан, и заставлял его читать бесконечные молитвы. Зуфар внимательно слушал и так же молча уходил. Только раз он ни с того, ни с сего вспылил:
— Как читаешь, пес? Как читаешь? Ты верующий или ты окончательно предался большевикам? Нет, ты не ишан, ты большевик…
И он замахнулся камчой, но прочитал в лице Курбана такое, что отшатнулся и опустил бессильно руку.
Мирная жизнь санджарбековского отряда вскоре оборвалась… Откуда–то во весь опор прискакал гонец, и почти тотчас же разнеслась весть, что Кудрат–бий сдается Красной Армии, что войне конец, что Санджар–бек приглашается к Кудрату на совет.
Ночью во двор прибежал человек и прокричал:
— Курбана к начальнику!
Курбан взял оружие и, напрягаясь всем телом, пошел к воротам. На улице ветер сбивал с ног, мелкие камешки били в лицо, но в комнате, куда пришел Курбан, горел костер и было уютно. Санджар, не приглашая Курбана сесть, взглянул мельком на сидевшего тут же Зуфара и сказал:
— Мы едем в гости к их высокостепенству, парваначи Кудрат–бию. Вы, Курбан, будете нас сопровождать. Седлайте, возьмите все нужное.
Курбан низко поклонился и поспешил к себе во двор.
Дальше все происходило, как во сне. Ночь залила тьмою дороги. Под напором дикой бури метались ветви деревьев, камышевые стены шатались и ложились на тропинки. Полил проливной дождь. Санджар ехал впереди в струях ливня, в ослепительных вспышках молний. За ним рысил помощник Кудрат–бия Зуфар на великолепном текинском скакуне. Третьим был Курбан. Лошади испуганно сторонились каждого куста, черневшего на обочинах разбитой, местами затопленной дороги.
Впереди послышался грозный монотонный гул. Чем дальше пробивались всадники сквозь бурю, тем он становился все громче.