Санджар Непобедимый
Шрифт:
«Скорпионы!» — замирая от страха подумал Медведь. Ожидание боли укусов было так сильно, что с минуту он ощущал во многих местах на щеках, на груди жгучую, бешеную боль…
— Умираю, — хрипло простонал он.
Хохот привел Медведя в себя. С трудом он открыл глаза. Круглая физиономия басмача расплылась в злорадной улыбке.
— Ешь нашу землю, — зарычал он, — пей нашу воду! Подыхай! Скорпион укусил, будешь крутиться как в аду.
Но тут же он помрачнел, увидев, что перекошенное ужасом и страданием лицо пленника делается спокойным, складки на лбу разглаживаются.
Басмач подошел ближе и стал носком сапога подшвыривать разбегавшихся насекомых к голове Медведя. Но скорпионы, задрав хвосты, то кружились на одном месте, то стрелой мчались в темные углы, подальше от света. Ученый увидел, как последний скорпион, сделав отчаянную попытку взобраться на голенище сапога тюремщика, свалился на землю и стремглав убежал.
Басмач потоптался на месте, пошарил в углу щепкой. Тогда Медведь сказал уже не просительным тоном, а приказывая:
— Развяжи руки! Ну!
Случилось странное. Басмач послушно подошел, приподнял пленника и развязал туго затянутые веревки. Развязывал он медленно, нехотя, бормоча проклятия.
Веревки раздались, ослабели, стало легче дышать, но одеревеневшие члены никак не слушались.
— Ну, а теперь принеси воды…
— Что я тебе, слуга? — заворчал тюремщик.
— Принеси воды, говорю… Только не вздумай наливать в эту чашку. Найди чистую.
Силы медленно возвращались в тело Медведя.
Басмач растерянно посмотрел на старика и вышел.
Через минуту он вернулся с чашкой воды.
Вечером Медведя вывели во двор присутствовать при всенародном истреблении «Глаза Советов». Об этом Медведю рассказал тюремщик, оказавшийся довольно словоохотливым человеком.
— Что за «Глаз Советов»? — недоумевал Медведь. Только когда его вывели во двор, он понял, в чем дело.
Басмачи, освещенные пламенем нескольких факелов, полукругом толпились около груды хвороста и сухой травы, на которой, поблескивая металлическими частями, лежал желтый ящик. Медведь без труда признал в нем свой фотоаппарат.
Кривляясь и подпрыгивая, к костру подошел безносый басмач.
— Огонь поджаривает, ветер раздувает! — заорал он.
Басмач поджег солому и отбежал в сторону, любуясь сразу заполыхавшим пламенем.
— Горит, горит, — зашумела толпа. — Бросай в огонь русского! Давай его сюда! Пусть сгорит вместе со своей проклятой машинкой.
Десятки рук тянули Медведя к костру. Вопли стояли в воздухе.
Чей–то властный голос остановил разъяренных воинов ислама.
— Назад! Оставить его.
Басмачи расступились. Перед Медведем стоял сам Кудрат–бий. Он внимательно рассматривал старого ученого.
— Ты боишься? Ты испугался?
Медведь молча помотал головой.
— Да, все вы, большевики, исчадие ада, не боитесь, все вы наглецы, безбожники, хотите смотреть смерти в глаза. Ну, ты не посмотришь ей в глаза. Уж я об этом позабочусь…
И, обернувшись к басмачам, он сказал:
— Вот что… Вы хотите убить этого человека, как собаку. Он и есть собака, трижды собака, ибо он нарушил завет нашего всемогущего пророка. Помните что сказал пророк: «Да будет нечистым тот, кто создаст на бумаге или на дереве изображение живого существа. Тот уподобится идолопоклоннику, и его постигнет участь идолопоклонника».
— Смерть ему! — закричали басмачи.
— Да, он достоин смерти, потому что он этим своим ящиком переводил на бумагу лица правоверных, а всем нам известно, что правоверный, попавший на бумагу, в дни страшного суда восстанет из мертвых без лица. Ангелы не смогут признать его, даже если он вел самую благочестивую жизнь, и не впустят в райские сады, а низринут в бездонную пропасть ада, и человек лишится райских восторгов и объятий вечных девственниц — гурий. Как же можно допустить, чтобы по земле ходили такие люди, как этот старик?
— Убить его, сжечь его!
— Вот почему его, как трижды злодея, надо подвергнуть казни трижды, и первая из них будет казнь его глаз, которыми он содеял столько зла мусульманам, лишив их отрад рая. Отведите его! Завтра утром соберите всех воинов ислама. Пусть присутствуют при казни и насладятся зрелищем.
Медведя увели. Он отлично понял все, что говорил Кудрат–бий.
Жадно ловил Медведь малейшие проблески рассвета, зная, что видит их последний раз, что затем наступит вечная ночь.
Под утро усталость сморила его, и он задремал.
Очнулся Медведь от странного шороха. Прохладная струя воздуха освежала его лицо. Дверь была приоткрыта, тихие звезды мерцали в небе. Слышался шепот. Разговаривали двое.
Потом раздался голос:
— Эй, русский, есть хочешь?
Медведь молчал, мучительно соображая, что бы это означало.
Голос повторил:
— Русский! Ты живой? Не бойся.
Глаза Медведя немного освоились в темноте, и он разглядел, что в дверях стоит темная фигура и держит в руках миску, чайник и еще что–то. Ноздри Медведя ощутили запах пищи.
— Вот возьми, тут принесли покушать.
Человек вошел в сарай. Луч света упал на его лицо, и ученый увидел, что это немолодой, бородатый горец.
По–видимому, он сменил дневного сторожа.
Басмач поставил посуду на пол и подошел к двери. Увидев, что Медведь принялся за еду, он сказал:
— Вот какой наш народ. Своего врага, кафира, как гостя, принимает. Еду одна женщина принесла. Пожалел тебя кто–то.
Угощение было на славу: тут был и плов, и жареная баранина с луком, пирожки, чай, сладости.