Санкта-Психо
Шрифт:
Он пошел прямо к их столику:
— Привет.
— Ян! — Лилиан широко улыбается. Похоже, рада, что он прервал их беседу.
Блестящие глаза Ханны, как обычно, не выражают ровным счетом ничего.
— А что ты пьешь?
— Легкое пиво… Мне завтра работать.
— Легкое пиво? — Лилиан хохочет и поднимает свой бокал. — У меня тоже легкое, но потяжелей.
Ян и Ханна молча смотрят, как Лилиан, запрокинув голову, делает большой глоток пива.
Лилиан опускает голову, и Ян замечает, что настроение у нее далеко не из веселых. Она смотрит в пустой бокал, встряхивается
— Мне, конечно, интересно было поначалу, кто там сидит, но я никогда их не жалела. Я хочу сказать, что если кто-то говорит, что не делал того, что сделал, никого не убивал, никаких детей не насиловал… как можно такого вылечить?
Никто не отвечает. Яну все больше кажется, что глаза ее похожи на глаза несчастных, которых он видел в подвале больницы: блестящие, без глубины, точно нарисованные.
Она ставит бокал:
— Мне надо в туалет.
Пытается встать и тут же садится — мешает край стола. Отодвигает стул и неверной походкой уходит.
— Сколько она выпила?
— Не знаю. — Ханна пожимает плечами. — Уже, типа, хороша была, когда я пришла… и при мне три больших.
Ян покачал головой.
— Жалко ее, — продолжила Ханна.
— Многих жалко… Лео, к примеру.
— Да, ты уже говорил. — Ханна посмотрела ему в глаза. — Ты много думаешь о детях, правда?
— Мне есть до них дело… — Ян вспомнил, что рассказал Ханне про Вильяма, и побоялся, что она воспримет его слова как нравоучение, на которое он никакого права не имеет. Ну и пусть. — До детей всем должно быть дело, Ханна.
— Мне тоже есть дело до детей.
— Разве? Я думал, тебя больше волнует Рёссель.
Она покачала головой:
— Нет… Вернее да, до Ивана мне есть дело, но… ты просто не понимаешь, о чем идет речь, Ян.
— Нет. Наверное, не понимаю.
Он допивает пиво. Надо попрощаться и идти домой.
Но Ханна словно удерживает его взглядом. Похоже, она решилась что-то ему рассказать.
— Речь идет об Иване Рёсселе и… и Лилиан.
— Лилиан?
Она по-прежнему не отрывает от него глаз и глубоко вдыхает, словно собирается нырнуть:
— Я общаюсь с Иваном ради Лилиан.
Ян, изготовившийся было встать, вновь опускается на стул:
— Прости… что ты сказала?
— Иван много чего может рассказать… он знает много. И я пытаюсь вытянуть из него кое-что.
— Что?
— Готова! — Лилиан изображает клич вставшего с горшка ребенка. — Дорогие дети, меня вам только и не хватало.
В руке у нее большой бокал пива. Когда только успела…
Широко улыбается.
— Там, в туалете, сидит девица и рыдает. — Она садится рядом с Яном. — Черт, вечно в дамских уборных кто-то рыдает… правда, Ханна? Ты не знаешь почему?
Ханна остановилась на полуслове, бросив на Яна многозначительный взгляд:
— Мы уходим, Лилиан. Пора по домам.
— Уже? — искренне удивляется Лилиан.
— Уходим и тебя забираем. Я вызову такси.
— А… а как же пиво?
— Мы тебе поможем. — Она
Он без всякого удовольствия допивает кисловатое пиво:
— Пошли, Лилиан.
Через четверть часа они сажают Лилиан в такси и садятся сами. Ханна объясняет водителю дорогу к небольшому таунхаусу к северу от центра. Окна в доме светятся, и Яну показалось, что в окне стоит мужчина и смотрит на подъехавшую машину.
Нет, не показалось. Он узнал его — это тот самый, что провожал Лилиан на работу.
— Вы такие добрые… такие милые…
Лилиан по дороге расчувствовалась. Обнимает Яна, целует Ханну в обе щеки и, покачиваясь, бредет к крыльцу.
— О’кей! — Ханна поворачивается к шоферу. — Отвезите нас, пожалуйста, назад в центр… в «Казино».
— В казино?! — Ян обалдело уставился на Ханну.
— Никакое это не казино. Название такое — «Казино».
«Казино» расположилось на неприметной улочке в центре. Здесь гораздо меньше народу, чем в «У Билла», и почти одни мужчины. Яну почему-то кажется, что это не случайность. Несколько человек, все около пятидесяти, смотрят на большом экране матч итальянской футбольной лиги с таким видом, будто их любимая команда безнадежно проигрывает.
Почти все столики пусты.
Ханна заказывает два стакана сока и садится подальше от стойки, в совершенно пустом углу.
— «У Билла» небезопасно, — объясняет она Яну свой выбор. — Там полно народу из Санкта-Психо.
— Разве? И как они выглядят?
— Настороже, — коротко отвечает Ханна и после короткого молчания начинает разговор: — Ивану Рёсселю нужно с кем-то общаться. Что здесь плохого?
— Может, и ничего… — Ян вспоминает слова доктора Хёгсмеда и добавляет: — Но, знаешь… если хочешь помочь заблудившемуся, легко заблудиться самому.
Ханна поджимает губы:
— Я вовсе не заблудилась и знаю, что делаю.
— И что ты делаешь? Я имею в виду, с Иваном.
Ханна смотрит в сторону и после паузы отвечает:
— Пытаюсь заставить его рассказать кое-что.
— Что значит — кое-что?
— Что ему известно про Йона Даниеля.
Йон Даниель… откуда-то Яну известно это имя. Откуда? Из газет?
— Йон Даниель Нильссон бесследно исчез шесть лет назад. Был на школьной танцевальной вечеринке в Гётеборге — и словно испарился. Последний класс гимназии… С тех пор его никто не видел. Но Иван… Иван намекнул, что ему кое-что известно про Йона Даниеля.
Ян вспомнил. Он как раз в то время жил в Гётеборге, всего-то в пяти или шести кварталах от здания гимназии, где была вечеринка. Рёсселя подозревали в причастности к этому исчезновению, но признания так и не добились.
— А что у тебя общего с Йоном Даниелем?
— У меня — ничего. У Лилиан. Я же сказала.
— А Лилиан как в этом замешана?
— Йон Даниель — ее младший брат. Она и устроилась в подготовительную школу, чтобы установить контакт с Рёсселем. Наконец ей это удалось, и она попросила меня помочь… Другой вопрос, что с ней будет после всего этого. Как бы она не сломалась.