Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

Говоров Александр Алексеевич

– Признаюсь вам также, - продолжал Рафалович, принимая с поклоном новую чашечку кофе.
– Любитель просто я. Знаете, это так привлекательно оккультные знания, кабалистика... Верите ли вы, сэр, в трансцендентность?

Сэр Рондо еле удержал в себе тяжкий вздох.

– Какие же вы все-таки, граф, привезли мне инструкции?

– Во-первых, попытаться подкупить светлейшего князя. Говорят, он очень податлив.

Резидент ничего не отвечал, барабаня пальцами по ручке кресла. Меншиков таков - у всех берет, но никому ничего не делает.

И английская корона ему уже платила...

– Тогда устранить, убрать, что угодно!
– хрипел Рафалович в самое ухо сэра Рондо.
– Есть ли у вас при дворе на кого можно положиться?

Граф снова вскочил, замахал кружевами, и тень его от волнующейся свечи теперь напоминала летящего дракона.

– Я привез подробные разработки... Вы должны знать, что Англия и Франция теперь действительно союзники. У нас общий враг - Россия, которая мешает нам на всех дорогах мира. С нами Голландия, Дания, Швеция, Ганновер...

У Рафаловича не хватило пальцев, чтобы перечислить всех врагов России.

– Представьте, сэр, в один прекрасный день в Европе вспыхивает конфликт. Скажем, Дания захватывает Голштинию, вотчину зятя теперешней русской царицы. Соединенный флот всех европейских держав - всем эти выскочки русские смертельно надоели - входит в Финский залив и высаживает десант - где бы вы думали? Прямо в Санктпетербурге!

Он в экстазе порхал посреди павильона, словно некий волосатый Кушадон, а затем набросился на сидящего в задумчивости резидента:

– А здесь у вас в Санктпетербурге - ай, вай, вай!

Флот не может собрать экипажей, гвардия не в состоянии выйти из казарм... Ну как? Блестящий ли план?
– Он пальцами снял нагар со свечи и закончил: - Альзо! Так!

Сэр Рондо сидел, уставясь в пустую чашечку. План-то блестящий, но уж больно напоминает высадку претендента в 1718 году, когда впервые стал известен Джонни Раф. В каком теперь парижском кабаке доживает тот незадачливый претендент?

Рафалович бросился в кресло и снова превратился в делового чиновника.

– Вы не подумайте, однако, дорогой сэр, что все будет так, э-э, фигурально. Это я только для общей картины, от полноты чувств, так сказать. Я привез с собой подробнейшую диспозицию, кому что делать и как делать...

Внезапно снаружи донеслись истошные крики. Предчувствуя недоброе, сэр Рондо подбежал к окну. За цветными стеклышками павильона нельзя было разобрать ничего. Он кинулся вон, за ним Рафалович.

Мальчик-форейтор, размазывая слезы, доложил, что некий принц Гендриков, царицын родственник, подкрался из-за кустов с приятелями. Они вытолкнули кучера и помчались кататься на лошадях милорда.

Сэр Рондо в отчаянии потерял всю свою английскую степенность. Уж он-то знает этих временщиков, вечно пьяных, с вечно дикими забавами! Прощайте теперь, длинноногие кони, прощай, версальский фаэтон!

Он побежал по аллее, где еще слышалось отдаленное ржание и пьяный хохот. За ним трусил кучер, похожий на обезумевшего Лира, за кучером чернокожий

слуга с кофейником, за ними мальчик-форейтор.

Рафалович остался, похохатывая и весело потирая ручки. Он уже собирался отбыть втихомолку, как вдруг насторожился. Словно кот, охотящийся па мышей, кинулся в ближний куст и вытащил оттуда человека.

Это был брыкающийся и готовый зареветь карлик Нулишка.

– Черт побери!- - закричал граф, встряхивая его за шиворот.
– Ежели я тебе даю поручения, это не значит, что ты должен за мной шпионить!

9

– Мати пречестная, заступница! А его все нет! Алена, как говорится, глаза проглядела на дворик перед нартовской мазанкой. Там вовсю сиял огнями вольный дом, обитель короля Фарабуша. Слышался звон посуды, речь на незнакомых языках, музыка, чужая для русского уха. Наигрывал клавесин, Алене нравились его резкие звуки, чем-то похожие на весеннюю капель.

Подкатывали кареты, а по ближнему Адмиралтейскому каналу подплывали лодки, высаживая гостей. Гости были в венецианских масках с клювами и напоминали страшных птиц из какого-то бредового сна. Смотреть на них было ужасно, но она превозмогала себя, потому что Максим Петрович сказал, уходя в тот адский вертеп:

– Жди, я вернусь.

Однако прошло уж много часов, она успела и посуду перемыть, и постирать, и хозяина угомонить, который не вовремя проснулся. А Максима Петровича все нет, даже голоса его не слышно, и тень его там в окнах не мелькает.

Вот в игорном Раю разгорелась ссора.

– Пардон, мсье, верните карту. У вас должна идти шестерка, а вы кладете девятку бубен.

– Доннерветтер!
– ревел простуженный бас.
– Ты что в моих картах ночуешь?

Затем следовала брань на осьмнадцати языках, грохот опрокидываемой мебели, душераздирающий визг:

– Держите меня, я проткну этого мерзавца!

А Алена все смотрит, все ждет, облокотись на жесткий подоконник.

Там в подъезде с двумя вычурными фонарями прохаживается Весельчак. Иногда он открывает стекло фонаря, поправляет плошку и на спине его блестит золотой лев с хищными лапами и в короне. Когда же он поворачивается лицом, виден его узенький лоб и треуголочка, надвинутая на уши.

Сверху выволакивают скандалиста. Весельчак принимает его в свои гайдуцкие объятия, и тот покорно затихает. Весельчак ставит его на ноги.

– Стаканчик!
– молит на прощание изгоняемый. И Весельчак собственноручно подносит ему посошок, благодарит за посещение, потом удаляет с крыльца мощным движением ладони.

И невмоготу Алене больше ждать - это хуже смерти! Она решительно пересекла двор и встала рядом с могучим гайдуком.

– Ого!
– сказал радостно Весельчак, поигрывая булавой.
– Это ты?

– Как видишь, я. Слушай, Весельчак...

– Давай поцелуемся для начала!

– Как-нибудь в другой раз, - отстранилась девушка.
– Лучше ты пустил бы меня внутрь, смерть как поглядеть хочется.