Сармат. Смерть поправший
Шрифт:
— Спасибо, сенсей! — склонил голову Сарматов и крепко пожал руку Метлоу. — Рад тебя видеть, Джордж!
— Как тебе тут живется, Джон? Скукотища, наверное, смертная?
— Нет, Джордж! Постижение искусства школы дзен, которое сенсей положил в основу моего лечения, не оставляет времени для скуки. Кроме того, я много занимаюсь философией, поэзией и литературой.
— Вот как!.. Чья литература тебе ближе всего?
— Французская и русская... Поэзия — русская и японская... Но самый любимый писатель мой и сенсея, — Сарматов кивнул на согбенный силуэт Осиры, уходящего в монастырские ворота — русский писатель по имени Федор Достоевский. Сенсей говорит, что японцы относятся к Достоевскому с почтением, потому что он объясняет природу страстей, бушующих в самых потаенных глубинах человеческих душ.
Боковым зрением разведчика Метлоу уловил, что один из монахов и служка, занимающиеся хозяйственной работой во дворе монастыря, прислушиваются к их разговору.
— У моря можно говорить без посторонних глаз и ушей, — сказал Метлоу, взяв Сарматова под локоть.
— Разве нам что-то угрожает? — удивился тот.
— Нет, но я бы хотел обсудить с тобой эту проблему подробнее.
Штормовые волны, докатившись до прибрежного мелководья, с шипением подползали к их ногам. Шум моря прорезали крики чаек, с остервенением рвущих друг у друга добычу. Метлоу, кивнув на них, передернулся:
— Глупые и жадные создания... В море хватит рыбы для всех, а, тем не менее, сильные птицы подло отбирают ее у слабых... Впрочем, люди живут по тем же правилам. Ты этого не находишь? — спросил он.
— Сенсей говорил мне о таком поведении людей, — ответил тот.
— Старик интересный человек, не так ли?
— Сенсей очень добр ко мне, — улыбнулся Сарматов. — Я благодарен тебе, что имею возможность лечиться у него. Но, Джордж, я не представляю, как я смогу вернуть ему долг.
— Что ты имеешь в виду?..
— Монахи упрекают меня, что сенсей тратится на мое содержание.
— Ты ничего не путаешь? — предчувствуя новую проблему, переспросил Метлоу.
— Не-ет, — покачал головой Сарматов. — Я слышал, что финансовые дела у монастыря сейчас не самые блестящие...
— Ладно, эту проблему мы обсудим после, — прервал его Метлоу. — А сейчас скажи-ка мне, как поживает док Юсуф?
По лицу Сарматова пробежала тень.
— Юсуф очень изменился с некоторых пор...
— С каких пор?
— Сразу после нашего прилета из Пакистана к нему пришли какие-то арабы...
— Какие арабы?
— Мне трудно о них судить... Они курят гашиш и называют друг друга братьями, а когда приходят в чем-то к согласию, то хором произносят: «Да свершится то, что должно свершиться!» Несмотря на то, что на них мусульманские одежды, мне кажется, что они совершенно равнодушны к вере в Аллаха... Однажды вместе с арабами меня навестил Али-хан.
— Какой Али-хан? — опешил Метлоу.
— Тот самый, из Пешавара.
— Ты не спутал его с кем-то другим?
— Не спутал, — мотнул головой Сарматов. — Он интересовался моим здоровьем. Его увидел Ямасита и доложил сенсею. Тот распорядился закрыть двери монастыря для Юсуфа, Али-хана и всех арабов.
— А что ты еще можешь рассказать о Юсуфе?
— Раньше Юсуф жил при монастыре, но монахи говорят, что теперь у него своя врачебная практика в городе. Один наш монах слышал от китайцев, что он купил в Гонконге дом и женился на китаянке, — ответил Сарматов и, подумав, добавил: — Когда он приезжал в монастырь с арабами, мне показалось, что он у них начальник. Арабы и даже надутый петух Али-хан, которому в Пешаваре Юсуф кланялся до земли, теперь перечить ему не смели. Но я не показал им своего удивления. Кроме того...
— Что, кроме того?
— Юсуф сказал, что мне не надо лечиться у сенсея.
— Интересно!
— Арабы, которые были с ним, сказали, что могут дать мне работу. Они уверяли, что эта работа не требует памяти и может сделать меня богатым. Тогда я смог бы расплатиться с сенсеем и даже продолжить лечение.
— Что за работа?
— Они сказали лишь, что потребуется владение секретами кюдо, таэквондо и особенно холодным оружием — кендо. Вероятно, обучать кого-то тому, чему я научился у сенсея...
— А что хотели от тебя русские?
— Какие русские? — удивился Сарматов.
— Те, которые фотографировали тебя и интересовались Сарматовым...
— А-а!.. Те были австрийцы.
— Нет, Игорь, то были русские! Почему ты сказал им, что не знаешь Сарматова и не стал разговаривать с ними на русском языке?
— Ты же сказал мне в Пешаваре, что фамилию Сарматов я должен забыть.
— О'кей! — удовлетворился ответом Метлоу. — Однако я хотел бы предостеречь тебя от общения с русскими.
— Почему, Джордж? Разве не ты говорил мне, что я тоже русский? — в голосе Сарматова Метлоу уловил волнение.
— Это истинная правда, Игорь, — подтвердил он.
— Я нашел Россию на карте, но память пока не возвращает меня в нее. Я даже не знаю, есть ли там у меня близкие. При медитации ко мне приходят фрагменты каких-то событий. А чаще всего лицо белокурой женщины, которая почему-то просит меня помнить, что мы с ней одной крови. Я никак не могу вспомнить, кто она мне, не могу!.. Иногда в моих воспоминаниях присутствуешь ты, Джордж, но почему-то это всегда связано с войной, с кровью и чьими-то смертями...
— Немудрено, — вздохнул Метлоу. — Война много лет была моей профессией. И ты и я, мы с тобой — люди войны, Сармат.
— Кто-то мне уже говорил эти слова, — наморщил лоб тот. — Но кто, когда?.. Я не могу восстановить ни одного события из моей жизни. Ни одного, понимаешь!..
— Ты очень страдаешь от этого?
— Я помню твой рассказ, Джордж, про то, каким страшным криком кричат глаза умирающих бенгальских тигров. Я никому не показываю крика моих глаз, даже сенсею. Может, ты можешь что-то рассказать мне о том человеке, которого звали Сарматовым?