"Савмак"
Шрифт:
Верхушка огромного рыжего шара, брызнув в повисшие над волнистым горизонтом на востоке тонкие облака ярким снопом света, показалась из-за дальних гор, когда преследуемый двумя всадниками чёрный волк одним прыжком перемахнул через узкое русло степной речки и понёсся дальше на север среди становившихся всё более низкими и редкими холмов. Теперь, когда родные горы остались далеко позади, вся надежда волка была на его резвые, неутомимые ноги и на то, что кони увязавшихся за ним преследователей рано или поздно утомятся и отстанут, либо падут, не выдержав гонки.
Фарзой с Мирсиной продолжали скакать по дороге в сторону Неаполя. Миновав верховье реки Бат, они потеряли из виду умчавшихся за волком далеко в степь Савмака и Канита. Проскакав ещё какое-то время навстречу поднимавшемуся чуть правее дороги величавому огненному диску, они перевели взмыленных долгой пробежкой коней с галопа на рысь, потом на шаг, а затем и вовсе остановились, нежно взирая друг на друга. Ехать дальше к заалевшим на горизонте стенам Неаполя и Палакия или догонять Савмака с Канитом смысла не было. Мирсина достала из сумы рушник с пирогами. Давая коням остыть после горячей скачки, они стали молча с удовольствием есть зачерствевшие за ночь пироги. Затем, забыв о волке, тронулись шагом в обратный путь, лаская друг дружку глазами и улыбками и то и дело соприкасаясь ногами, словно их коням было тесно на широкой степной дороге...
Через полчаса после восхода кони Савмака и, особенно, Канита начали сдавать: расстояние до волка стало медленно, но верно возрастать. К этому времени оба они успели без всякого успеха расстрелять все свои стрелы. Ещё через четверть часа Канит, исполосовав в кровь бока своего мерина, тем не менее, отставал уже на полсотни шагов от Савмака. Чувствуя, что ещё немного и ему придётся возвращаться домой пешком, Канит с огромным сожалением заставил себя прекратить безнадёжную гонку. Переведя сипло дышащего и роняющего с удил белую пену Рыжика с галопа на рысь, а потом на шаг, Канит провожал взглядом продолжавшего погоню в одиночку Савмака, пока тот не скрылся с глаз на горизонте. Тогда он развернул передохнувшего и отдышавшегося коня и неспешно порысил на юг, утешая себя мыслью, что скоро и упрямому Савмаку придётся возвращаться домой с пустыми руками, а то и с чепраком и сбруей павшего Ворона на плечах.
В азарте погони Савмак даже не заметил, когда остался с матёрым зверем один на один. Слушая частое шумное дыхание своего Ворона, он время от времени натягивал повод, давая ему передышку и отпуская неутомимого волка далеко вперёд, но не упуская ни на миг его из виду. Затем он, не пуская больше в ход плеть, от которой Ворону досталось сегодня, как никогда прежде, наклонялся к ушам коня и, ласково похлопывая и поглаживая его по скользкой от мыла шее, уговаривал друга не сдаваться, просил прибавить ходу. И передохнувший конь послушно переходил опять на галоп. Лошадиная гордость не хуже плети и понуканий заставляла его, не жалея сил, пластаться в погоне за похожим на большую чёрную собаку зверем, которого хозяин решил во что бы то ни стало догнать. Так же как и его хозяин, Ворон ни за что не хотел признать своё поражение в этом состязании на резвость и выносливость.
Смахивая время от времени со лба застивший глаза пот, Савмак переживал о том, что если на пути не знающего усталости зверя не попадутся пастухи или охотники, он может потерять любимого коня и вернуться в Тавану со стыдом и позором. Но, к несчастью, сколько он ни вглядывался в расстилавшуюся впереди пустынную равнину, не видел там ни единого всадника, который мог бы перехватить волку путь. Редкие утренние дымки пастушьих стойбищ, волк оббегал далеко стороной. Только мысль о том, что там, на севере, куда бежит волк, он неизбежно упрётся в морской берег или стену Тафра, и вера в выносливость Ворона, если давать ему вовремя передышку, побуждали Савмака упорно продолжать погоню. Он не заметил, что хитрый зверь бежит теперь на северо-восток - прямо к поросшим густыми камышовыми зарослями Гнилым озёрам, тянувшимся на восток от перегороженного защитной стеной узкого горлышка Тафра до самой Меотиды.
Но вот Савмак увидел, что расстояние между ними опять стало сокращаться: волк тоже наконец устал и начал помалу сдавать. Нагнувшись вновь к голове коня, он радостно закричал в его повёрнутые назад, прижатые уши:
– Но, Ворон! Давай, мой хороший! Прибавь ещё немного - ты же можешь! Ты же сильный! Видишь - он тоже устал! Ещё немного, и мы его догоним!
Ворон и в самом деле пошёл резвее, поверив словам хозяина и видя, что победа в скачке теперь близка. Но прошло ещё больше часа, прежде чем волк с вывалившимся на бок длинным розовым языком оказался на расстоянии броска аркана. Горячее солнце висело высоко за спиной в голубом безоблачном небе, а вокруг во все стороны расстилалась неоглядная буро-зелёная степная равнина.
Сняв висевший на шее коня пятью-шестью кольцами тонкий и прочный волосяной аркан, привязанный одним концом справа к железному кольцу на нагрудной шлее, Савмак старательно примерился и метнул широкую петлю в волка, до которого оставалось всего шагов пятнадцать. Но тот был всё время настороже и вовремя скакнул в сторону. Савмак стал быстро наматывать аркан на левую руку для нового броска. Сделав ещё пять безуспешных попыток, Савмак убедился, что арканом он этого зверя не возьмёт.
Повесив аркан обратно на конскую холку, он побудил Ворона из последних уже сил, на одном самолюбии, прибавить ещё ходу и потянул из закреплённых на голени ножен акинак. Когда волк оказался почти под передними ногами жеребца, Савмак, ухватившись левой рукой за гриву, свесился справа к конской груди и приготовился всадить кинжал по самую рукоятку в левый бок зверя и поглядеть, что из этого выйдет. Как только его рука, размахнувшись, стремительно полетела вниз, волк внезапно пал на брюхо, а в следующее мгновенье подпрыгнул и кинулся на поравнявшегося с ним всадника. Ворон, следя за ним настороженным тёмно-карим оком, испуганно прянул в сторону. Волк свирепо лязгнул усеянной острыми белыми клыками пастью возле самой шеи дёрнувшегося вверх Савмака, выронившего от неожиданности и испуга акинак и оставшегося перед матёрым хищником безоружным.
Напугав всадника с конём, волк резко изменил направление бега, повернув на юго-восток. Мгновение Савмак раздумывал, не вернуться ли за акинаком, но понял, что за это время волк успеет убежать так далеко, что настичь его вновь у Ворона уже не достанет сил. И, ударив в мокрые конские бока пятками, Савмак пустился вдогонку за успевшим удрать шагов на тридцать зверем.
Заложив по степи широкую дугу, волк нёсся теперь обратно на юг, к синевшим у горизонта низким горам, вид которых, казалось, придал ему новые силы. Разозлившись на себя за свой испуг, из-за которого потерял акинак - подарок брата Ториксака (теперь его, конечно, уже не найти), Савмак опять пустил в ход плеть, решив во что бы то ни стало настигнуть и убить проклятого зверя, задушить его голыми руками или погибнуть самому, но не дать ему уйти в горы, даже если для этого придётся загубить Ворона.
Жеребец, надсадно хрипя и ёкая селезёнкой, отчаянными усилиями вскоре вновь догнал волка, едва не наступая копытами на его устало волочившийся по пыльной траве хвост. Савмак примерялся половчее упасть сверху на спину непрестанно оглядывавшегося, щеря страшную пасть, зверя, а там будь, что будет! Но в последний момент он побоялся, что промахнётся. Волк опять успеет отскочить, и тогда всё - он проиграл! Отчаявшись, не зная, что делать, Савмак широко размахнулся и, мстя за свой испуг, хлестнул, что было силы, плетью по узкому волчьему заду.
Не успев на сей раз отскочить, волк по-собачьи жалобно взвизгнул. От этого приниженного, болезненного визга отчаяние Савмака в один миг сменилось свирепой радостью, и он тотчас обрушил новый размашистый удар на волчью спину. Страшный ещё минуту назад волк, опять жалко заскулил, кинулся в сторону и прибавил ходу.
– Что, не нравится?!
– радостно вскричал Савмак, окончательно избавившись от страха и уверовав в свою скорую победу.
Внезапно его осенила новая мысль. Он быстро намотал на ладонь гибкий конец плети и вновь подскакал к замученному зверю на расстояние удара.